«На мой взгляд, быть коммунистом сегодня — означает не бояться нового, отвергать подчинение любой догме, иметь независимый способ мышления. Это означает подвергать свои мысли и поступки одновременно суду морали, а также, непосредственно через политику, помогать трудящимся осуществлять свои стремления и надежды в соответствии со своими способностями. Я верю в то, что быть коммунистом сегодня означает способность прежде всего быть по настоящему демократичным, уметь ставить универсальные общественные ценности превыше всего… Так что, разрушая систему сталинизма, мы не уходим от социализма, а идем к нему».
Формулировки эти, как видим, довольно замысловатые и сложные. Сложным выглядел, на первый взгляд, и общий ход событий, происходивших во время правления Горбачева и его группы. В действительности же дела обстояли намного проще — на смену прежней политики борьбы пришел курс компромиссов и отступлений.
Горбачеву, кажется, было присущим всегда и во всем отступать. Он обычно отступал, услышав в свой адрес критику за проявляемую нерешительность и робость. Отступал он и перед откровенно прокапиталистической, стремящейся к реставрации системы частной собственности коалицией Бориса Ельцина. Отступал и перед сепаратизмом антикоммунистического и антисоциалистического национализма. Роковыми последствиями для народов СССР и миллиардов людей труда по всему миру обернулось его отступление перед империализмом и милитаризмом США, добивающимися неограниченного господства над планетой. Причем, на что уже не раз обращалось внимание в нашей книге, отступления в данной сфере, как правило, проводились исключительно в одностороннем порядке, без сколько-нибудь равнозначной реакции с другой стороны.
За время последнего периода своего пребывания у власти Горбачев, по всей видимости, так и не сумел до конца разобраться в причинах потери популярности и крушения возглавляемого им режима. Трудно сказать, отдавал ли он себе лично отчет в том, что все это началось с предпринятой по его инициативе кампании ослабления влияния и фактической ликвидации руководимой им КПСС. Понимал ли, что таким образом он оказывал самую решительную поддержку как сепаратистским действиям в отдельных союзных республиках, так и заведомо хищническим претензиям «второй экономики» и стоящих за ней криминальных группировок вместе с наиболее коррумпированными секторами партийной и государственной администрации? Доходило ли до его сознания понимание того, что парализация деятельности и фактическое устранение КПСС от управления страной расчищает дорогу перед домоганиями откровенно антисоциалистических, разрушительных сил блока Бориса Ельцина, на деле добивающихся полного развала СССР? И что все это, в конечном итоге пойдет на пользу исключительно империализму Запада, политические и военно-стратегические планы и конкретные действия которого никогда не строятся в расчете на улучшение жизни и судеб какого бы то ни было народа на земном шаре?
Уже не раз упомянутый Джерри Хью в своей книге «Демократия и революция в СССР, 1985–1991» пытается дать ответ на вопросы такого типа. Причем, в отличие от значительной части западных аналитиков и обозревателей, он не считает, что перед Горбачевым стояли практически неразрешимые проблемы и что он находился в положении «человека, вынужденного скакать на не поддающемся управлению тигре». По его мнению, за время своего правления Горбачев не только не попробовал объездить и обуздать «тигра», но и сам всячески старался добавить ему «строптивости», заставляя его все бешенее метаться и рваться куда-то… В то же время те немногие случаи за годы его пребывания у власти, когда государство все же приступало к применению законного права силы, всегда указывали на исключительно хорошие результаты подобных действий.
Поэтому нам кажется уместным еще раз специально обратить внимание на нерешительность и колебания, особенно сильно дававшие о себе знать во время последнего этапа правления Горбачева. Трудно объяснимой и часто повторяющейся характеристикой его политического поведения того времени было, например, стремление всячески избегать применения активных и решительных действий, даже в случаях, когда они обещали хорошие результаты, в том числе и для его персонального положения как политика. Так, всей своей деятельностью на самом высшем посту в правящей партии и государстве он всячески способствовал переходу страны к «свободной», «рыночной» экономике. Однако в тот момент, когда эти идеи, кажется, уже полностью «привились» практически всей политической элите того времени, сам он так и не решился применить ожидаемую ею крайнюю меру так называемой «шоковой терапии». Зато она пришлась по характеру Борису Ельцину, почему он и возглавил вполне закономерно побеждающие в то время рыночные тенденции и силы.