Продавцы грёз. Том второй

В который уже раз за последние несколько месяцев Алексей оказался в практически беспомощном состоянии. Единственное, что он мог, так это есть, спать — очень много спать — и пялиться в потолок и стены. И еще думать.

Думать приходилось много. Решиться на побег — дело одно. Но вот осуществить его — уже совершенно другое. Мягко говоря, практически неосуществимое.

Элитным гладиатором он пока еще не стал. Скорее элитным рабом с отдельными апартаментами. Ну, или тюрьмой. Пока Алексей не мог ходить, его не слишком-то беспокоил тот факт, что его не выпускают из фургончика. Через пару дней после разговора с Хазом, когда сил на то, чтобы пройти несколько десятков шагов, у него стало достаточно, Представитель попросился в туалет на улицу у женщины, принесшей ему еду. На что получил совершенно безапелляционное «нет».

Большую часть времени выйти у него возможности и так не было — как говорится, собаки лаяли, караван шел. Но, очевидно, никто не собрался выпускать его на улицу ни во время обеденных привалов, ни вечерних стоянок.

— Меня собираются выпускать? — спросил Алексей на следующий день у Хаза.

— Нет, — сухо ответил тот.

— А что так? Боитесь, что сбегу?

Хаз усмехнулся.

— Вовсе нет. Здесь некуда бежать, Алекс, негде прятаться: мы едем посреди пустоши. Ты сейчас в подвешенном состоянии — ни жив, ни мертв. Кто-то вроде призрака. Поэтому тебя нельзя практически никому видеть.

— А ты и та женщина? — фыркнул Представитель.

Ухмылка Хаза стала еще шире. Вообще, улыбчивый он был засранец.

— Запреты должны быть везде и всегда, но их суть в том, чтобы приносить пользу, а не вред. Или ты бы предпочел умереть с голоду в этом фургоне? Так что и у этого, и у многих других запретов есть исключения. На тебя можно смотреть во время боя. Иначе какое было бы веселье, а? Мне можно тебя видеть, так как я самый сильный физически и духовно мужчина в лагере: на меня твое проклятье не падет. А эта женщина бесплодна, ей уже хуже не станет. Ты, кстати, можешь использовать ее по прямому назначению.

Алексей хотел переспросить про прямое назначение, но, открыв рот, понял, что это за такое назначение, и тут же его закрыл. Про эмансипацию в обществе, где людьми торговали, как вещами, наверняка не слышали.

— Я еще слишком слаб для этого.

— Когда-нибудь перестанешь быть слишком слабым, — пожал плечами работорговец.

Представитель непроизвольно повел плечами. Из-за жутких татуировок на лице с первого раза и не сказать, сколько его кормилице лет, но явно не меньше сорока. Это была тощая женщина с сутулой натруженной спиной и очевидной нехваткой зубов. В общем, далеко не мечта. Это ж насколько нужно осатанеть от воздержания, чтобы на такую полезть…

— Еще одно, — сказал Алексей вслух. — Когда твой… боец побеждает в поединке, это ведь престижно?

— Конечно.

— Тогда… — Землянин протянул Хазу пустую миску, — прикажи удвоить порции, иначе я не успею восстановиться до следующего боя.

Работорговец рассмеялся и вышел, ничего не ответив. Но на ужин кроме горшочка с кашей принесли приличный край хлеба, намазанный топленым жиром.

Проснуться, поесть, поваляться на циновке, чувствуя всеми костями каждую колдобину, встреченную на дороге, задремать, поесть, поваляться на циновке, поесть, заснуть. Ночами Алексей спал, как убитый, просто падал в черноту и пребывал в ней до самого утра. Днями скорее дремал, чувствуя покачивание фургончика и слыша звук моторов, человеческие голоса и лай собак. Отражение не возвращалось, и Представитель был рад этому — ему чертовски не хотелось возвращаться в ту яму с трупами. Оставалось только надеяться, что его подсознание найдет выход из той ситуации. Надеяться, есть, спать… И так изо дня в день. Караван работорговцев уверенно двигался на юг, чему Алексей был только рад.

Ведь семь из девяти других участников Игры находились на северном побережье материка. Видимо, каждый из них занял удобную для себя позицию и выжидал, пока не торопясь сближаться с другими, чтобы вступить в бой. По красным пятнам в голове сложно было судить о расстояниях, но две ближайшие друг к другу точки разделяло не менее чем полсотни километров.

На двоих южан, к которым Алексей как раз таки приближался, пока можно не обращать внимания — их разделяло еще три четверти материка, а это добрых две тысячи километров.