Продавцы теней

Все в нем возбуждало ее. Большое тело, мужицкие руки с нестройными сильными пальцами, медвежья постановка плеч, быстрая усмешка с проблеском влажных белых зубов, и то, как склонял голову к правому плечу, когда слушал, и то, как откидывал ее назад, когда хохотал, и сонное выражение лица в минуты сосредоточенности, и неторопливость движений, мгновенно, когда речь заходила о деле, перерастающая в стремительность. В романе для барышень написали бы, верно: «Она сгорала от страсти». Она действительно сгорала от страсти, той последней страсти немолодой женщины, в которой поровну жадности, обреченности и материнских чувств. А еще — необходимости скрывать свою любовь. Она следила за малейшими перепадами его настроения и, заметив озабоченность или удрученность, тут же подставляла костыль помощи. Иногда Ожогин ловил ее немигающий взгляд — настойчивый и требовательный. «Ты — мой! — говорили ее глаза. — Не будь собой — будь частью меня!» Ожогин вздрагивал, поймав этот взгляд, в котором была опасная сладостная манкость.

…После телефонного разговора с Зарецкой Ожогин стоял на веранде и расслабленно улыбался. Пасьянс снова стал сходиться. Кажется, он вошел в реку второй раз. Ушла вялость, которую он ощущал последние дни. Море больше не дымилось ядовитыми испарениями. Лилии не душили запахом. Солнце не жгло затылок. Он раскинул руки, словно собирался взлететь.

Глава XV. Новое лицо

— Саша! Да где же ты? Саша! — из глубин сада послышался голос Чардынина и показался сам Василий Петрович, вспотевший и взволнованный. — Слушай! — задыхаясь, начал он, взбежав на веранду. — Еду по набережной, останавливаюсь выпить газированной воды в павильоне «Воды Лагидзе», вижу газетную тумбу. Вдоль нее — афиша летнего театра, ну, помнишь, мы с тобой были в парке на представлении? Во всю афишу — имя. БОРИС КТОРОВ! — имя Чардынин почему-то произнес с особой торжественностью. — Люди толпятся, говорят, об этом Кторове идет по городу молва, что он какой-то необыкновенный. Чем, спрашиваю, необыкновенный? Кто таков? Почему не знаю? Никто объяснить не берется. Будто бы дальний родственник, двоюродный племянник, что ли, артиста Кторова. Поедем, — Саша, посмотрим спектакль, а? — Чардынин в ажитации стаскивал с себя чесучовый пиджак и одновременно наливал в стакан воду из графина.

Выехали заранее — Ожогин решил заодно узнать, чем богатеет местный кинорепертуар. Ничего принципиально нового из Москвы пока не прибыло, кроме слезливой драмы «Измотанных судеб венчальное кольцо», где горевал, увенчанный льняными кудрями, Жорж Александриди.

До представления оставалось больше часа, и они решили зайти в ресторацию, расположенную тут же, под тентами. Только сделали шаг, а там — пожалуйста! — знакомое общество. Семейство местного врача, который не раз приглашался на небольшие ожогинские приемы.

— К нам, к нам! — защебетала супруга доктора, интересная смуглая дама, то ли астроном, то ли ихтиолог, насколько Ожогин мог вспомнить. Сделали книксены две взрослые дочки, студентки по естественно-научной части. Широко улыбалась и картавила по-иностранному их гостья-француженка. Доктор широко открывал объятия. Уселись вместе, соединив два стола.

— А мы только-только заказали коктейли. Вот и официант. Позвольте, кажется, нас обслуживал другой, ну да какая разница. — Все шумели, смеялись, перебивали друг друга, начинали что-то пересказывать из прочитанного в газетах. Официант в канотье, надвинутом на лоб, быстро принял заказ, скрылся в глубинах ресторанного павильона и вскоре появился с подносом маленьких жареных рыбешек, который бухнул на стол подле Ожогина.

— В первую очередь надо бы дамам, — пробурчал тот.

Официант качнул головой и отбыл. Шипящие рыбешки искрились на солнце, испарина на стаканах с белым вином быстро исчезала — уж пить бы, не ждать, пока согреется. Мужчины не выдержали и попробовали горячую закуску, быстро ополовинив поднос. Официант принес второй, поставил перед дамами и быстро ретировался. Чардынин встал и пошел за ним. Через минуту все услышали, как Чардынин несвойственным ему высокомерным тоном отчитывает лакея:

— Разве сложно запомнить, что блюдо сначала подается дамам?! Вам что, никто этого не говорил?

«Да что это с ним?» — пронеслось в голове у Ожогина.

— Н-да, прислуга у нас имеет очень приблизительное впечатление о том, как следует обслуживать посетителей, — заметил, вернувшись, раскрасневшийся и несколько смущенный Чардынин.

Все замахали на него руками, разлили еще вина. И захохотали еще громче, когда молниеносно появился сосредоточенный официант и переставил подносы: ополовиненный поставил перед женой доктора, а полный — к мужской части стола. Выпили за будущее студии «Новый Парадиз», за десятилетний юбилей победы над болезнью ришты в Азии, за…