Продажная шкура

— Ты просто смотри на меня, Анита, — сказал Эдуард.

Его светло-голубые глаза смотрели на меня откуда-то сверху. Ни за что бы не сказала, что у Эдуарда доброе лицо, но сейчас на нем читалось сочувствие, которое я не ожидала никогда на нем увидеть.

Руки доктора начали прочищать рану чем-то холодным, щиплющим кожу.

— Блин, — не сдержалась я.

— Мне было сказано сделать все возможное, чтобы на ней не осталось шрамов. Если она и дальше будет так дергаться, я за это не ручаюсь, — пожаловался доктор.

— Кто тебе это сказал? — перебил его Виктор.

— Ты знаешь, кто, — ответил врач, его голос прозвучал настолько испуганно, что даже я заметила это.

— Анита, ты должна постараться не дергаться, — сказал Эдуард, сжимая мою голову чуть сильнее.

— Да знаю я, — раздраженно ответила я.

— Ты как, справишься? — спросил меня Эдуард.

— И кто же? — не отставал от врача Виктор.

— Вивиана, — ответил он.

— Нам нужно поторапливаться, — предостерег всех Виктор. — Моя мать в курсе. Кто-то ей донес. Я бы не хотел, чтобы Анита находилась здесь, когда сюда заявится Вивиана.

— Не шевелись, — потребовал Эдуард.

Доктор провел чуть глубже по ране, пытаясь ее обработать, и я снова вздрогнула, мои руки дернулись на столе.

— Да не могу я не дергаться! — наконец призналась я.

— Бернардо, Олаф, — спокойно позвал Эдуард.

— Вот черт! — выругалась я.

Мне не хотелось быть прижатой к столу, но… не было ни единой надежды, что я не буду дергаться. Я просто не могла лежать спокойно.

Даже забавно, насколько все мы оказались единодушны в своем нежелании находиться здесь, когда появится мать Виктора. Она чуть не подчинила меня своей воле, когда я еще не была ранена, но сейчас, настолько ослабев от ран… я не знала, удастся ли мне удержать ее за своими щитами.

Бернардо взял мою правую руку, удерживая ее сразу в двух местах. Виктор взял другую руку — ту, в которую была воткнута капельница. Когда я почувствовала на своих бедрах чьи-то руки, я уже знала, кому эти руки принадлежали — Олафу.

— Гадство, — в сердцах выругалась я.

— Ты просто смотри на меня, Анита. Говори со мной, — подбадривал меня Эдуард.

— Нет, уж лучше ты говори, — посоветовала я ему.

Я ощутила еще чьи-то руки на своем животе.

— Что вы там делаете? — спросила я, злясь, что мой голос прозвучал так высоко и испуганно.

— Я собираюсь сделать первый шов. Извини, если будет больно, — сказал врач.

Я почувствовала укол от первого стежка, и этот стежок был отнюдь не последним. Во избежание шрамов они пользовались тонкими иглами и нитками. В итоге это займет больше времени, придется наложить больше швов. Я уже не была уверена в том, стоит ли моя внешность таких жертв.

Эдуард разговаривал со мной, пока остальные пытались удержать меня неподвижно. Он говорил о Донне и детях. Он шептал мне о секретной миссии в Южной Америке, где я с ним не бывала, где он убивал таких существ, которых я встречала лишь в книгах. Он впервые делился со мной настолько личной информацией. Если я буду просто лежать неподвижно, Эдуард будет шептать мне все свои секреты и дальше.

Я все еще ждала, когда утихнет боль, но боль проходит не всегда. Она оставалась такой же острой, вызывающей дурноту, и ощущение того, как стягивается моя кожа, стало последней каплей для моего желудка.

— Меня сейчас вырвет, — еле выговорила я.

— Ее тошнит, — предупредил Эдуард.

Их руки тут же отпустили меня. Я чересчур поспешно перекатилась на бок, расставаясь с трапезой, которую всеми правдами и неправдами старалась удержать в своем желудке еще на предыдущем месте преступления. Вегас и вправду оказался городом забавным.

Боль в животе была относительно новой, заявив о себе в самой середине увлекательного процесса. Доктор обтер мне рот, вновь уложив меня на спину.

— Пара швов разошлась, — сокрушался он.

— Простите, — сказала я.

Теперь голос доктора был наполнен злостью:

— Мне нужно, чтобы вы ее держали; она продолжает дергаться, и если ее и дальше будет тошнить от боли, швы могут не выдержать.

— Что вы от нас хотите? — спросил его Виктор.

Я просто радовалась, что доктор перестал накладывать швы. Пусть болтает в свое удовольствие, лишь бы не начал опять зашивать мои раны. Я поняла, что причина была не только в боли, но и в моих ощущениях.

— Держите ее, — ответил доктор.

Раствор из капельницы помог мне прояснить как мысли, так и зрение, так что теперь мне удалось четко разглядеть врача. Он был афроамериканцем, его волосы были подстрижены очень коротко, он имел среднее телосложение и маленькие проворные руки. Поверх одежды на нем был зеленый халат хирурга, который дополняли перчатки.

Руки Эдуарда переместились с моего лица на плечи, прижимая их к столу. Виктор схватил меня за ноги, уступив Олафу мою руку, которую он держал до того; когда Олаф запротестовал, Виктор попросту объяснил ему:

— Я вертигр; ни один человек, каким бы сильным он ни был, не сравнится со мной.