Продажная шкура

— Мы поедем следом за вами, — сказал Эдуард.

— Прекрасно, — пробурчал Шоу.

Развернувшись, он направился в ту сторону, откуда мы пришли. Мы последовали за ним.

— Ты в порядке? — прошептал Эдуард, чуть помедлив.

— Я не знаю, — отозвалась я.

Он заговорил еще тише:

— Ты ведь как-то питалась им.

— Его гневом, — пояснила я.

— Я никогда не видел, чтобы ты так делала.

— Это новоприобретенная способность.

— А еще какие-нибудь новоприобретенные умения есть? — спросил он, смерив меня тем пугающим взглядом, который был мне крайне неприятен с его стороны.

Он был моим другом, верным сторонником, но в нем по-прежнему присутствовала та неизменная частичка, что до сих пор мечтала узнать, кто же из нас лучше. Я точно знала, кто круче, — Эдуард — проблема была лишь в том, что он-то как раз и не был в этом уверен на все сто. Какая-то его часть утратила веру в его бесспорную победу, а превалирующая часть его «Я» продолжала требовать ответа на этот животрепещущий вопрос. Сейчас он смотрел на меня, не как друг, а как некто, кто задавался вопросом, насколько возросли мои силы, и как это скажется на расстановке наших сил, если мы когда-нибудь станем охотиться друг на друга.

— Не стоит об этом… Тэд, — попросила я.

Он посмотрел на меня взглядом ледяным, как зимнее небо.

— Ты должна рассказать мне о новых возможностях.

— Нет, — возразила я, — пока у тебя на лице подобное выражение, я ничего не скажу.

Тут он улыбнулся, и эта улыбка дошла до глаз. Примерно таким же взглядом смотрят на вас оборотни, когда гадают, каковы вы на вкус, если не считать, что улыбка Эдуарда была не такой проникновенной.

Мы вышли в освещенный неоновыми огнями сумрак, но кругом по-прежнему было слишком темно, чтобы оставаться в очках… Интересно, мои глаза стали нормальными? Я повременила с этим вопросом, проследовав с Эдуардом вслед за Олафом и Бернардо к нашему внедорожнику. Когда мы все расселись по местам, я чуть опустила очки, чтобы Эдуард мог разглядеть мои глаза.

— Как я выгляжу?

— Нормально, — отозвался он, и его прежний голос начал возвращаться, из него исчезли ледяные нотки Эдуарда, так что теперь он мог говорить, не боясь перепугать маленьких детишек.

Я вернула ему очки.

Он покачал головой:

— Оставь себе, на всякий случай.

— А что с моими?

— Почили, — кратко ответил Эдуард.

Он завел машину, следуя за вереницей патрульных машин, тянувшейся впереди; ночь наполнилась вспышками мигалок и звуками сирен, словно мы пытались перебудить весь город.

— Как это мои очки почили, и что случилось с ветровкой, которую ты мне дал? — спросила я.

— Вивиана и ее тигры собирались уложить еще одного тигра к вам с Виктором в постель. Я не согласился, — все так же немногословно ответил он.

Бернардо наклонился вперед, держась за спинку сиденья, чтобы не упасть, потому что Эдуард немного спешно вошел в крутой поворот.

— Что произошло в коридоре, Анита? — спросил Бернардо.

— Она кое-что сделала с детективом, — заметил Олаф.

Я обернулась посмотреть на нашего верзилу, едва заметного в полумраке салона.

— Откуда ты знаешь, что я сделала? — подозрительно поинтересовалась я.

— Не знаю, что именно это было, но я уверен, что ты что-то сделала с ним. Я видел, как изменились твои глаза.

— Ты не сказал, что заметил это, — вмешался Бернардо.

— Я посчитал, что другому полицейскому не обязательно об этом знать.

— Прости, что поднял эту тему, — извинился Бернардо, взглянув на Олафа, а следом и на меня, — но что ты сделала с Морганом?

Я посмотрела на Эдуарда.

— Можешь им рассказать, если хочешь, — разрешил он.

— Вы сами прекрасно видели, что я сделала.

— Ты заставила его принять твою сторону, — сказал Олаф.

— Да.

— Как тебе это удалось? — спросил Бернардо.

— Если я скажу, что не знаю, вы мне поверите? — ответила я вопросом на вопрос.

Бернардо сказал «нет», а Олаф — «да».

Бернардо нахмурился, снова глядя на него.

— Почему ты ей веришь?

— Я видел ее лицо, когда она осознала, что натворила. Это ее испугало, — пояснил Олаф.

Бернардо, казалось, пытался это обдумать, потом нахмурился:

— Она не выглядела испуганной — скорее, взволнованной.

— Это был страх, — продолжал Олаф.

— Ты в этом уверен? — спросил Бернардо.

— Да, — ответил Олаф.

— Потому что ты хорошо знаешь Аниту?

— Нет, потому что я прекрасно знаю, как выглядит страх на чужом лице, Бернардо, мужском или женском. Я узнаю страх, когда вижу его.

— Прекрасно, — Бернардо обернулся ко мне. — Так ты и вправду вампир?

— Нет, — ответила я, но, поразмыслив над его вопросом, все же призналась. — Не в привычном смысле слова.

— Что это значит?

— Я не питаюсь кровью. Я не мертва. Освященные предметы и дневной свет меня не беспокоят. Я хожу в церковь почти каждое воскресенье и до сих пор не вспыхнула синем пламенем, — я не смогла сдержать язвительности в голосе, когда произносила эти последние слова.

— Но ты туманишь мужские умы и заставляешь их делать то, что тебе хочется, как вампир.

— Это произошло впервые.