Читаем Продажная тварь полностью

Карикатура на меня, выполненная цветными карандашами, ужасна. Я помещен в нижнем левом углу рисунка. Мне нечего сказать суду, который допускает неконтролируемые затраты корпораций на политические кампании, сжигание американского флага, но суд совершенно правильно запретил любую фото- и видеосъемку, потому что выгляжу я урод уродом. Нос картошкой и огромные оттопыренные уши-анемометры, торчащие по бокам лысины в форме горы Фудзи. Я сверкаю желтозубой улыбкой и таращусь на молоденькую судью-еврейку, словно вижу все, что у нее под мантией. Фред говорит, что причина запрета съемок не имеет отношения к приличиям: страну следует защищать от того, что сокрыто под Плимутским камнем[234]. Потому что Верховный суд — место, где Америка оголяет свой член и сиськи, решая, кого наебать, а кому дать испить материнского молока. Здесь происходит конституционная порнография. Помните, что сказал судья Поттер о непристойности? «Узнаю́, когда вижу»[235].

— Фред, ты не мог бы укоротить мне резцы на картинке? А то я тут на херова Блакулу похож.

— Кстати о «Блакуле». Недооцененный фильм.

Фред отстегивает клипсу от своего бейджика и хватает «крокодильчиком» пятку, чтобы прикончить косяк одной могучей затяжкой. Он закрывает глаза и сжимает пальцами нос, а я спрашиваю, можно ли взять карандаш. Фред согласно кивает, и я пользуюсь представившейся возможностью, чтобы вынуть из его роскошного набора для рисования все коричневые карандаши. Хуй вам, чтоб я вошел в историю Верховного суда как самый уродливый ответчик.

На занятиях социологией, обозначенных в папином учебном плане как «Обычаи и намерения неугомонных белых», отец предостерегал меня от прослушивания блюзов и рэпа вместе с белыми незнакомцами. По мере моего взросления отец предостерегал меня от игры с ними в «Монополию», питья более двух кружек пива и совместного курения травы. Все это может привести к ненужной фамильярности. Самое опасное после голодного камышового кота и парома с мигрантами-африканцами — это когда белый человек видит, как ему кажется, основания для дружбы. Фред, выдохнув дым, возвращается в вашингтонский вечер, и его глаза блестят как у брата по духу.

— Вот что я тебе скажу, приятель. Чего я только здесь не повидал. Расовое профилирование, межрасовые браки, язык вражды, отмена приговоров, вынесенных по расовым соображениям. Знаешь, в чем разница между нами и вами? Мы все хотим занять место за общим столом, но когда мы попадаем за него, у вас, дураков, нет плана на случай побега. А мы? Мы готовы свалить в любой момент. Я никогда не захожу в ресторан, на боулинг или на оргию, не спросив себя, как съебаться, если на меня вдруг напрыгнут. На усвоение этого чертова урока ушло целое поколение, но мы его усвоили. Вам сказали: «Все, школа кончилась, больше ничему не надо учиться», а вы, тупые придурки, и поверили. Вот если прямо сейчас в дверь постучит спецназ, что ты будешь делать? У тебя есть стратегический план отступления?

В дверь постучали. Это судебный пристав, она дожевывает на ходу полуфабрикатный ролл с тунцом. Она задается вопросом, почему я сижу, перекинув одну ногу через подоконник. Фред только качает головой. Я смотрю вниз. Даже если я и выживу, выкинувшись с четвертого этажа, я буду заперт внутри безвкусного мраморного внутреннего двора. В капкане десятиметровой аляповатой колониальной архитектуры. Среди львиных голов, красных орхидей, зарослей бамбука и заиленного фонтана. На обратном пути Фред показывает на маленькую, как для хоббита, дверь, скрытую деревом в кадке; вероятно, она ведет на Землю Обетованную.

Возвращаюсь в зал и вижу, что на моем месте сидит безумно бледный белый мальчишка. Как будто он дождался четвертого периода и спустился с верхних трибун, проскользнул мимо служителей на дорогое место, потому что какой-то болельщик ушел раньше, опасаясь пробок на дороге. Сразу вспомнился черный стэндап про белых зрителей, обнаруживших на своих местах ниггеров и кидающих жребий, кому их сгонять.

— Парень, ты занял мое место.

— Ага, я просто хотел сказать, что чувствую то же самое, что и ты, моя конституциональность тоже находится под судом. А в твоей группе поддержки не особенно много народу. — И он помахал в воздухе невидимыми черлидерскими помпонами. — Рика-рока! Рика-рока! Сис! Бум-бах!

— Спасибо за поддержку. Она мне нужна. Но все же пересядь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Букеровская премия

Белый Тигр
Белый Тигр

Балрам по прозвищу Белый Тигр — простой парень из типичной индийской деревни, бедняк из бедняков. В семье его нет никакой собственности, кроме лачуги и тележки. Среди своих братьев и сестер Балрам — самый смекалистый и сообразительный. Он явно достоин лучшей участи, чем та, что уготована его ровесникам в деревне.Белый Тигр вырывается в город, где его ждут невиданные и страшные приключения, где он круто изменит свою судьбу, где опустится на самое дно, а потом взлетит на самый верх. Но «Белый Тигр» — вовсе не типичная индийская мелодрама про миллионера из трущоб, нет, это революционная книга, цель которой — разбить шаблонные представления об Индии, показать ее такой, какая она на самом деле. Это страна, где Свет каждый день отступает перед Мраком, где страх и ужас идут рука об руку с весельем и шутками.«Белый Тигр» вызвал во всем мире целую волну эмоций, одни возмущаются, другие рукоплещут смелости и таланту молодого писателя. К последним присоединилось и жюри премии «Букер», отдав главный книжный приз 2008 года Аравинду Адиге и его великолепному роману. В «Белом Тигре» есть все: острые и оригинальные идеи, блестящий слог, ирония и шутки, истинные чувства, но главное в книге — свобода и правда.

Аравинд Адига

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза