Продажная тварь

Это я несмешной? Слышала бы Марпесса моего папочку! Когда черные стендап-клубы переживали свой рассвет, он таскал меня на вторничные «открытые микрофоны». История афроамериканского движения знает только двух человек, начисто лишенных способности шутить: это Мартин Лютер Кинг-младший и мой папочка. Ведь даже в нашей «Лихве» местные «комедианты» иногда могут непреднамеренно сказать что-нибудь смешное. «Я прослушиваюсь у Тома Круза на роль в его новом фильме. Том Круз играет умственно-отсталого судью…» Проблема «открытых микрофонов» в Диккенсе состояла в отсутствии ограничений по времени, потому что «время» — концепция белых, и это сочеталось с тем, что у моего отца не было и чувства времени. По крайней мере доктору Кингу хватало ума не шутить. Отец же шутил так же, как заказывал пиццу, сочинял стихи или писал докторскую — в формате АПА, Американской психологической ассоциации. Выйдя на сцену, он представлялся, потом объявлял название шутки. Да-да, название шутки. «Это шутка называется „Расовые и религиозные отличия среди пьющей клиентуры“». Потом излагал резюме шутки. То есть вместо того, чтобы просто сказать: «Приходят в бар раввин, падре и негр», отец вещал: «Субъектами данной шутки являются трое мужчин: двое из них — лица духовного звания, первый представляет иудаизм, второй — католицизм. Вероисповедание афроамериканского респондента и уровень его образования не указаны. Действие разворачивается в лицензированном питейном заведении. Нет, погодите, в самолете. Ой, простите, ошибся. Они собираются прыгать с парашютом». Наконец, откашлявшись, он придвигал к себе микрофон и приступал, как он говорил, к «основному содержанию» шутки. В комедии всё как на войне. Если шутки удались, то они убивают. Если не удались, считай себя убитым. Но отец на сцене не убивался. Он мучился за безымянного несмешного чернокожего, который, как и инопланетная жизнь, все-таки где-то есть. Я видел примеры самопожертвования, но даже они были смешнее моего отца. В клубе не было ни предупреждающих гонгов, ни длинных тростей, с помощью которых можно было бы стащить отца со сцены. Под общее улюлюканье он рассказывал свою шутку от названия до «Выводов». Выводами из шутки были многозначительный кашель, зевота или гул неодобрения. Под конец еще он цитировал список источников:

Эл Джолсон[164] (1918) «Самбо и Мэмми готовятся ко взлету с пятой полосы», «Ревю Зигфельда»[165];

Берт Уильямс[166] (1917) «Если б ниггеры умели летать», «Черные клубы и площадки Читлин»;

Неизвестный менестрель (circa 1899). «Водевиль про то, как чертовы белые пиздят мои вещички», Дворец полумасонов, Кливленд, Огайо.

— Да, и не забудьте про чаевые официантке.

Уставшая за день от перевозки народных масс, Марпесса все равно настояла, чтобы мы пришли заранее, и мое имя оказалось первым в списке выступающих. Передать не могу, до чего я боялся, как ведущий объявит: «А теперь поприветствуем Бонбона!»

Я стоял на сцене и, казалось, смотрел на происходящее со стороны. Таращился в зрительный зал и видел в первом ряду самого себя, с тухлыми помидорами, яйцами и гнилым салатом наготове, чтобы закидать ими этого полудурка, пересказывающего запылившиеся, антикварные шутки Ричарда Прайора[167], которые он только мог вспомнить с пластинок своего отца. Но каждый вечер вторника Марпесса все равно вытаскивала меня на сцену, упорно повторяя, что никакого секса не будет, пока я ее не рассмешу. Обычно после моего так называемого номера я возвращался за столик, а Марпесса крепко спала — не знаю, то ли от усталости после работы, то ли от скуки. Но однажды я все-таки рассказал собственную шутку. В знак уважения к отцу у нее было название, правда довольно длинное: «Почему водевильная кутерьма Эбботта и Костелло[168] не смешит черных».

Кто на первой базе?

Не знаю. Твоя мама.

Тут Марпесса чуть не обоссалась от смеха и сползла со стула. И я понял, что сегодня ночью сексуальная засуха закончится.

Считается, что над собственными шутками не смеются, но все лучшие комики делают именно так. Как только «открытый микрофон» закончился, я пулей вылетел из клуба и прыгнул в припаркованный рядом автобус номер 125: Марпесса, опасаясь, что у нее отберут этот музей на колесах, пользовалась им как собственной машиной. Она даже не успела снять автобус с ручника, как я уже лежал раздетый на заднем сиденье, готовый к быстрому перепиху. Марпесса вытащила из-под водительского сиденья большую картонную коробку, проволокла ее по полу через салон и вывалила на меня все ее содержимое, похоронив мою томительную эрекцию под слоем компьютерных распечаток, табелей успеваемости и отчетов о проделанной работе.

— Что это за хуйня? — спросил я, скидывая с себя всю эту бюрократию, потому что моему члену требовался простор.

— Выступаю как лучшая подруга Карисмы. Рано говорить, прошло всего полтора месяца, но план сегрегации уже дает свои результаты. Успеваемость повышается, число нарушений дисциплины идет на спад. Но Карисма хочет, чтобы ты обосновал полученные результаты статистическим анализом.