Продажное королевство

Шуханец поднял руки, и пламя от зеленого факела поползло по рукоятке, обвив руку его носителя волнообразным кольцом огня. Мужчина закричал, отшвыривая факел, упал на землю и начал кататься, пытаясь потушить огонь.

– Продолжай, – наставлял Матиас, и Кювей согнул пальцы, но тут зеленое пламя погасло.

– Прости! – взвизгнул мальчишка.

– Сделай еще! – потребовал фьерданец. У него не было времени нянчиться с шуханцем.

Кювей снова взмахнул руками, и один из фонариков Грошовых Львов взорвался, на сей раз в вихре желтого пламени. Кювей съежился, словно не планировал применять столько силы.

– Не отвлекайся, – рыкнул Матиас.

Кювей покрутил запястьями, и огонь в фонариках метнулся змеевидной дугой.

– Эй! – воскликнул Джеспер. – Неплохо. – Он открыл второй пакетик с порошком и подкинул его содержимое в воздух. Затем махнул руками, посылая его в сторону огня Кювея. Извивающаяся нить пламени окрасилась темно-алым мерцающим цветом. – Стронция хлорид, – тихо промолвил стрелок. – Мой любимый.

Шуханец согнул кулак, и еще один поток огня присоединился к пламени фонарика, а потом еще один, образуя толстую змею, струящуюся над Черной Вуалью и готовую к атаке.

– Привидения! – взвизгнул один из Грошовых Львов.

– Не будь идиотом, – ответил второй.

Матиас смотрел, как красная змея скручивается и раскручивается шлейфом из огня, и почувствовал, как в нем пробуждаются былые страхи. Он привык к Кювею, но, тем не менее, именно огонь инферна поглотил его родную деревню в пограничной схватке. Каким-то образом он забыл, какая сила таилась в этом мальчишке. «Тогда шла война, – напомнил он себе. – И сейчас тоже».

Грошовые Львы отвлеклись, но долго это не продлится.

– Распространи огонь на деревья, – указал Матиас, и, издав тихое кряхтенье, Кювей широко раскинул руки в стороны. Поначалу зеленая листва боролась с натиском жаркого пламени, но затем сдалась.

– У них есть гриш! – крикнул Доути. – Окружить их!

– К берегу! – прорычал Матиас. – Быстро! – Они кинулись мимо надгробий и рассыпающихся каменных святых. – Кювей, приготовься. Нам нужно все, что у тебя есть.

Они сбежали вниз по берегу, спотыкаясь на мелководье. Матиас схватил фиолетовые бомбы и кинул их в корпуса поломанных лодок. Их тут же обволокло скользящее фиолетовое пламя. У него была жутковатая, чуть ли не кремовая субстанция. Матиас достаточно часто отплывал и приплывал к Черной Вуали, чтобы знать, что это самый мелководный участок канала, длинная полоса песка, где чаще всего садились на мель лодки, но противоположный берег, казалось, находился невероятно далеко.

– Кювей, – скомандовал Матиас, надеясь, что шуханцу хватит сил, чтобы осуществить его план, который он изложил всего пару минут назад, – расчисти нам путь.

Тот вскинул руки, и пламя потекло в воду, поднимая огромный столб пара. Поначалу Матиас видел только стену вздымающейся белизны. Затем пар слегка расступился, и он разглядел рыбу, плещущуюся в грязи, и крабов, разбегающихся по открытому дну канала, пока фиолетовые язычки облизывали воду с обеих сторон.

– Ради всех святых и ослов, на которых они ездили, – зачарованно выдохнул Джеспер. – Кювей, ты это сделал!

Матиас повернулся к острову и открыл огонь по деревьям.

– Поспешите! – крикнул он, и они рванули по дороге, которой минуту прежде еще не существовало, стремясь к другой части канала, к улицам и подворотням, которые обеспечат им укрытие. «Противоестественно!» – вопил голос в его голове. «Нет, – подумал Матиас. – Это волшебно».

– Ты же понимаешь, что только что возглавил свою небольшую армию гришей? – поинтересовался Джеспер, пока они вылезали из грязи и быстро передвигались по затененным улицам к Сладкому Рифу.

Понимал. До чего неуютная мысль. С помощью Джеспера и Кювея он орудовал силой гришей. Тем не менее Матиас не чувствовал себя оскверненным или как-то отмеченным ею. Он вспомнил, что сказала Нина о строительстве Ледового Двора – что это дело рук гриша, а не Джеля. Что, если и то, и то – правда? Что, если Джель работал с помощью этих людей? Это противоестественно. Слово пришло к нему с такой легкостью – способ отмахнуться от того, чего он не понимал, сделать Нину и ей подобных менее человечными. Но что, если за праведностью, руководившей дрюскелями, стояло что-то менее чистое или оправданное? Что, если это был не страх или гнев, а просто зависть? Что значило служить Джелю только для того, чтобы увидеть его силу в талантах других, знать, что сам ты никогда не сможешь обладать подобным даром?

Дрюскели присягали не только Фьерде, но и своему богу. Если бы их можно было заставить увидеть чудеса, которые они раньше считали мерзостью, что еще могло бы измениться? «Я рожден, чтобы защищать тебя». Его долг перед богом, его долг перед Ниной. Может, это одно и то же. Что, если это рука Джеля подняла воды в ночь страшной бури, потопившей корабль дрюскелей и связавшей Нину и Матиаса вместе?