Продажные твари

— Скажи… это очень важно… он, по-твоему, просто ходок, просто азартный охотник за бабами или эротоман, свихнутый на этом деле, или психически больной? Проще говоря: он банальный е-рь или?..

Алла Осиповна на секунду задумалась.

— То, что эротоман, охотник, сдвинутый на бабах, — пожалуй, да. Но не это в нем главное, не это стержень. Он далеко не примитивен. Я же говорила: он изыскан и изобретателен, причем, как мне кажется, не по книжкам, не по «Камасутре» какой-нибудь. Он не клюнет… не клевал на первую встречную. Я не раз замечала, насколько безразлично он проходил мимо красоток с формами секс-бомб. Ему было нужно что-то другое. И он это другое словно бы найти не мог, но присматривал.

— И в тебе не нашел?

— Стало быть, нет, если бросил.

— О чем же может идти речь?

— Я не знаю, Марьяна. Не знаю. И какое теперь это имеет значение?!

«Вполне возможно, что решающее», — подумала про себя Залесская и попрощалась.

Проводив Голышеву, Марьяна отчетливо поняла, чего она хочет. Да, да, конечно, она живая и нормальная женщина, поэтому откровения Аллы завели ее не на шутку, и это состояние не отпускало, не давало сосредоточиться. Однако каким-то странным образом оно сосуществовало с другим, имеющим прямое отношение к следствию. Она знала такое в себе, ей знаком был этот лихорадящий азарт поиска разгадки. Марьяна позвонила Кудрину, попросила две минуты и метнулась на третий этаж, по ходу формулируя мотивы просьбы, если еще не поздно.

Прикосновение. Настойчивое, властное, непререкаемое. Движение пальца вглубь — на миг, будто случайно. И вновь едва ощутимый контакт — нежность. Вскрикнула, рефлекторно сжала кисть его руки со всею силой, на какую способна была ее рука. Стон, просьба, мольба: «Ну пожалуйста… ну…»

— Андрей Иванович, вы уже говорили с этой Салаховой — как ее?..

— …Анна Саидовна… Вызвал на сегодня, как раз через час должна явиться. Точнее — не вызвал, попросил…

— Вот и у меня к вам просьба: отдайте ее мне.

— Да бога ради — приходите, вместе ее порасспрашиваем.

— Нет, Андрей Иванович, я должна… вернее — хочу наедине. По-женски с ней поговорить, как только что с Голышевой.

— Результаты?

— Точнее — первые представления о важных для следствия манерах, способах и особенностях его поведения с женщинами.

— Понял. Вы хотите сказать, что…

— Да, при вас ничего подобного узнать невозможно. Простите, Андрей Иванович, но…

— Все ясно. Никаких возражений. Если женские секреты приведут к разгадке мужских…

— Не исключено. Так вы уступаете?

— Ждите ее у себя… — Он поглядел на часы… — в 16.10, если не опоздает. Но завтра с утра на доклад. И уж придется без недомолвок, Марьяна Юрьевна.

— Уверены, что я вас не смущу? — Она устремила на него взгляд, неизменно направленный слегка поверх головы собеседника, куда-то в стену или вдаль. Взгляд был лукаво насмешливый и немного вызывающий.

— Я возьму себя в руки, — подчеркнуто серьезным тоном пообещал Кудрин, и они оба рассмеялись.

Нет, не получалось избавиться от кошмара! В самолете он вновь ощутил страх и тянущую боль в сердце — он знал точно, что это на нервной почве. А что, если попросить Гриню, но ничего ему не рассказывать? Да, так можно, так надо!

Вернувшись в Славянск, Олег Олегович перво-наперво позвонил по условленному давным-давно телефону. Услышав старушечий голос, произнес контрольную фразу: «Простите, мадам, номером ошибся». И тотчас положил трубку. Это означало, что он просил встречи у Грини. Они не виделись года два. Олег Олегович хотел обратиться с последней просьбой. Просьб этих всего-то было три-четыре за все время знакомства. Остальное — так, по мелочам, информация. Но на сей раз…

ЭТОТ ЗВОНОК НА МОБИЛЬНЫЙ С ТОГО СВЕТА…

Салахова Анна Саидовна не опоздала. Была она грустна, спокойна и хороша красотою метиски, когда, вопреки известному пророчеству Киплинга, сошлись-таки вместе Запад и Восток: раскосые зеленые глаза, длинные ресницы, тонкие черные дуги бровей и изящный, чуть вздернутый носик, славянский овал лица и натурально-рыжеватые, слегка вьющиеся волосы, волной ниспадающие на плечи и… голливудская плакатная грудь «а-ля Мерлин», — впрочем, достоинство вполне интернациональное.

Марьяна еще раз убедилась, что покойный ловелас Миклачев искал не только внешнего совершенства партнерши, но и разнообразия типов женской красоты.

На этот раз она решила не прибегать к шоковой терапии, огорошивая лобовым вопросом. Но не удержалась…

— Анна Саидовна, вы любили Анатолия Зотовича?

— Да, конечно… наверно…

— А он вас?

— Наверно… — Ее интонации выдавали плохо скрываемое безучастие или одолевшую апатию. — Я готова была жить с ним, выйти замуж. Он был… внимателен, ласков, говорил о нашем будущем, я верила, я хотела…