Проделки лесовика

Юрка полежал, отдохнул... «Отдохнул». Какой это отдых, если в двенадцать лет чувствуешь себя усталым и немощным стариком! Как ему сейчас помог бы стакан воды! Воды — и больше ничего! Но воды нет. И нечего хныкать! Решил пожевать корней. Ах, как не хочется вставать! Каждое движение стоит больших усилий. Боль полоснула по губам, когда он, горько улыбнувшись, вспомнил, что еще день-два назад мог с друзьями без устали бегать, дурачиться, кувыркаться.

Лопухов на поляне не было. Не росли они здесь. Можно раскопать чертополох, вон какой пышный да колючий! Часть головок отцвела, съежилась. Были и цветущие пурпуровые шары, окаймленные колючками. На них хозяйничали шмели, мохнатые и полосатые...

Как же к нему подступиться, к этому скопищу колючек? Чертополох! Вот уж кому пристало прозвище — не отнимешь! Разглядывая растение, подумал, что главное в нем — не корень. Аппетитным и лакомым выглядит толстый, сочный стебель. Он, конечно, съедобен. Иначе зачем чертополоху такая мощная колючая защита? Чтобы отбивать аппетит у охотников поживиться вкусным. Другие растения защищаются если не ядом, так горечью, потому и несъедобны. Чертополох — растение благородное, откровенное, ему незачем прибегать к коварным способам защиты, он вооружился острыми колючками — попробуй, возьми его.

— Извини, браток,— сказал Юрка,— у меня нет другого выхода. Вопрос жизни и смерти. Я должен тебя съесть. Больше мне не на что рассчитывать. Вчера я попробовал грибов и ягод — до сих пор не опомнюсь. В тебя я верю. Ты меня выручишь. А чтоб тебе не было обидно, я возьму твои созревшие головки и рассею на полянке семена...

Не срезая стебля, сбил ножом колючие листья. Колючки вонзались в руки, но он не обращал на них внимания.

Когда стебель был очищен, мальчишка срезал верхнюю часть, отделил семенные корзиночки. Мякоть чертополоха, пожалуй, была вкуснее корня лопуха — относительно, конечно, трава она и есть трава.

Вечерело. Небо с востока наливалось темной синевой, на западе — клубилось громоздкими облаками. Солнце, собираясь нырнуть в них, спешило отдать земле последние лучи. При мысли о наступлении ночи вздохнул. Надо готовиться к ночлегу, слишком уж натерпелся он страхов прошлой ночью. В лесу валялось множество сухих веток. Торопясь управиться до наступления темноты, мальчишка начал собирать топливо для костра. Он надеялся добыть огонь самым древним способом: трением палки о пал- ну. От того, что приходилось часто нагибаться, гудела голова, в глазах расплывались желтые и оранжевые круги.

Через полчаса на полянке под липой высилась порядочная куча сушняка. Юрка выбрал две наиболее подходящих, как ему казалось, палки, острогал с них легко отслоившуюся кору, уселся поудобнее и принялся тереть. Торопился. Вечерние тени в лесу сгущались на глазах. Тереть было неудобно. Одну из палок он держал в руках, другая упиралась в исцарапанный живот, причиняя боль. Юрка тер их долго, упорно, пот градом струился по лицу. Надеялся — вот-вот потянет дымком, и тогда он подует на обуглившуюся древесину, вскинется язычок желтого пламени — и костер готов. Заранее радовался, как приятно будет скоротать ночь у огня, в тепле, без комаров-кровососов, без изнурительного страха. Хвороста натаскал достаточно, однако на всю ночь может и не хватить. Придется расходовать его экономно, подбрасывать в костер лишь столько, сколько нужно для поддержания огня...

Уже и палка зашлифовалась до блеска, и руки начали ныть, и сердце колотится бешено, а огня нет как нет. Палки едва нагрелись. Странно... он так старался. Может, не те палки взял? А какие нужны? Палки вроде сухие, не гнилье какое-нибудь. Хорошие палки. Что же они не воспламеняются? Первобытные люди, очевидно, знали какой-то секрет. А может, надо еще дольше тереть?

Юрка с удвоенной энергией — откуда только она взялась!— принялся за работу... Минута шла за минутой, сумерки в лесу сгущались, а бесценный дар Прометея по-прежнему оставался мечтой. «Но первобытные добывали?! Они терли, должно быть, весь день... Сменяя друг друга. А меня сменить некому. Стоит мне остановиться на секунду, чтобы перевести дух, как нагретая палка тут же остывает».

В конце концов затею с огнем пришлось бросить. А жаль... Юрка обессиленно упал навзничь.

В небе зажигалось все больше звезд, в то время как лес погружался в темноту. Птичьих песен почти не слышно: пичуги намаялись за день, отдыхают. Вчера наступление вечера Юрка проспал, ничего не заметил. И только сейчас, когда успокоилось сердце, он внимательно осмотрелся. Тихо-то как! Он все еще удивлялся тишине. Верхние кромки облаков в том месте, куда провалилось солнце, озарились ярким огнем. Над поляной во все стороны носились стрижи. Стриж — птица не лесная, любит гнездиться на высоких береговых кручах, но что стрижу стоит наведаться в лес, если он делает по сто пятьдесят километров в час!