Проделки лесовика

— На вырубке, где жесткий вейник
Под знойным ветром шелестит,
Уже который год стоит
Наш дом, наш славный муравейник.
А в нем с утра и дотемна
Кипит работа, занят каждый.
Важнее утоленья жажды,
Наверно, муравью она.
Мураш ее не выбирает,
Ни с кем о ней не рассуждает,
В нее он вовсе не влюблен —
С рожденья к ней приговорен.
Трудолюбивый, шустрый гном,
Сравненье с ним и людям лестно,
Он с детства знает свое место,
Не помышляя об ином.
Но вот чего я не пойму,
И что меня всегда смущает:
Никто никем не управляет,
А все подчинены — кому?
Какой находчивый Солон
Для нас придумывал закон
Так, что его нельзя нарушить!
Кто программировал нам души?!
Сообщество без иерархии —
Ему не стать ничьей мечтой.
Не диктатура, не анархия, не демократия...
Но что?!

Муравей покосился на Юрку. Юрка сказал: «Хорошие стихи. Волнуют. Правда, есть некоторые противоречия».

— Какие? — спросил муравей.

— Ты пишешь о сообществе без иерархии. А между тем в муравейнике есть и Матерь-повелительница, и совет маститых.

— Верно. Однако, Матерь называется повелительницей по древней традиции. Да и маститые никем не управляют. Толкутся вокруг Матери, занимаются болтовней, но кое-кто высказывает и дельные вещи... А вообще над твоим замечанием я подумаю.

Над краем листка показались тонкие муравьиные усики-антенны, затем появилась и лобастая голова. Это был Маститый № 3.

— Вот вы где! Насилу нашел! — воскликнул он дребезжащим голосом, поскольку пребывал в преклонном возрасте.— Ну, как дела? Что невесел, мой дорогой соплеменник?

X-Девятый смутился, как иногда школьник смущается перед учителем.

— Я случайно подслушал твои стихи. Недурно, недурно. «Не диктатура, не демократия, не анархия», значит?

— А что? — спросил Юрка.

— Машина, любезный. Машина!

Поэт подумал, что если среди муравьев появляются нестандартные типы, вроде его самого и Маститого № 3, значит, механизм наследственности дает осечку. Надо, решил X-Девятый, продумать: это к счастью, или, может быть, к несчастью? Наверное, к счастью. Ведь на свете нет ничего мудрее Природы, ибо все живущее рождено ею.

Маститый № 3 некоторое время сидел молча и смотрел в небо.

— Что ж, друзья, посидели, отдохнули, а теперь — за дело. Пора возвращаться в муравейник. Ты, дорогой наш гость, избавишь нас от Ломехузы и — скатертью дорожка.

— Хорошо,— ответил Юрка,— попытаюсь.— Он встал и поднял свою дубинку. Маститый ушел вперед. X-Девятый — за ним, а Юрка поплелся сзади. Ему не хотелось возвращаться в муравейник, очень не хотелось, да только слово надо держать, иначе грош тебе цена.

В зарослях терна они пошли в обход странной копны. Муравьи не обратили на нее внимания, но Юрка удивился — копна вроде как дышит. Пригляделся, зашел с другой стороны. Заяц! Притом плачущий!

— Что случилось? — участливо спросил мальчишка.— Почему ты весь в слезах?

— Горе у меня,— ответил тихо заяц.— Большое горе.

— Какое еще горе?

— Умер мой братишка,— пояснил заяц, и слезы пуще прежнего полились из его глаз.— А ведь я вчера предупреждал его: не ходи на капустное поле, его обработали метилнитрофосом. Не послушался. Теперь лежит бездыханный! — заяц закрыл глаза лапами, покачиваясь в безутешной скорби.

— Да, это большое горе,— согласился Юрка, которому стало жаль страдающего зайца,— но что случилось, то случилось. Слезами горю не поможешь.

— Верно, друг,— сказал заяц.— Все верно. Да я уже не только по братишке горюю. Горюю по всему нашему заячьему роду. Трудно нам приходится — раньше донимали только хищники да охотники, а теперь вот и химия против нас. Против химии мы бессильны. Тут нас ноги не спасут. Боюсь, что в недалеком будущем люди о нас будут судить только по чучелам в охотничьих магазинах.

— До этого дело не дойдет,— возразил Юрка.— Как только зайцев станет мало, их тут же занесут в Красную книгу и начнут охранять.

— Уте-е-шил! — саркастически заметил заяц.— Себя, конечно, вы, люди, не собираетесь заносить в Красную книгу?

— Всякое может случиться,— не моргнув глазом, ответил Юрка.— Найдется какой-нибудь псих и начнет мировую ядерную войну. И тогда на земле останется людей ровно столько, сколько нужно для Красной книги.

— Мы, зайцы, предпочитаем жить на земле, а не в книге, хотя бы и в Красной. Нас цветом не приманишь.

— А почему говорят, что зайцы очень трусливы?