Проделки лесовика

Впереди речные берега сужались. В самом узком месте Юрка увидел мостик — и все сомнения относительно людей рассеялись. Человек, построивший мост, не может быть плохим, потому что мосты сооружают для всех. Какое прекрасное сооружение — мост! Оно повышает настроение, вызывает добрые мысли потому, что мосты облегчают путь, а пути ведут к людям.

Мост оказался стволом старого дерева, срубленного тут же. Широкий пень стоял над самым берегом. Вокруг валялись обломки кремневых топоров. Щепки слегка потемнели, отсюда Юрка заключил, что дерево повалили не очень давно. Зола на кострище прибита дождем, на ней четко отпечатались следы человеческих ног.

Он присел на пень и задумался. Что же это за люди? В воображении возникали гориллообразные рожи, косматые, уродливые и злобные. Низкие лбы с выпирающими надглазьями. Широкие, шевелящиеся ноздри. Как-то они примут его? Не принесут ли в жертву какому-нибудь языческому идолу? Для дикарей было бы весьма соблазнительным принести в жертву своему божеству странное существо не от мира сего.

Юрка представил себе, как ведут его на заклание, как срывают с него одежду и с громкими криками, наставив на него острые копья, начинают дикие обрядовые пляски.

Тревога мало-помалу испортила настроение, и он уже не хотел встречаться со своими дикими предками. Странное дело, когда сталкивался с непосредственной опасностью, страх был совсем другим, не таким, как теперь, когда прямой опасности пока не видно. Страх засел, притаился на самом донышке души и давил непонятной тяжестью. Она росла и росла, пока мальчишка не почувствовал, как по спине побежали мурашки. Осторожный шорох за спиной заставил Юрку вскочить. В нескольких шагах стоял дикарь — лохматый, темный, одетый в звериную шкуру. В руке он сжимал копье, короткое и толстое, весь был напряжен, будто приготовился к схватке. Длинные, спутанные волосы с рыжеватым отливом падали на лоб, на плечи. Светлые глаза на угрюмом лице светились недоумением и решительностью. Юрке показалось: стоит слегка пошевелиться — дикарь ударит его копьем. Поэтому стоял, боясь не то что пошевелиться, а вздохнуть. Не помнит, сколько времени он так стоял, готовый ко всему. Потом слабо улыбнулся. Он вовсе не собирался улыбаться, улыбка возникла сама по себе, немного растерянная и жалкая.

И вдруг дикарь тоже улыбнулся. Его сурово сжатые губы разошлись и обнажили крепкие желтоватые зубы. Юрка наконец-то вздохнул. Дикарь опустил копье, и тут Юрка увидел, что к ним приближается добрая дюжина дикарей. Наверное, они стояли в стороне, а Юрка, пригвожденный страхом, не заметил их. Дикарь поднял левую руку ладонью вперед, глядя Юрке в глаза. Этот жест, вероятно, имел какое-то значение. Юрка не знал, как на него ответить, стоял и только робко улыбался.

Дикаря обезоружила очевидная Юркина беспомощность. Мальчишка, безусловно, представлял для него полнейшую загадку; он озадачивал, но опасений не внушал. Цепкий взгляд дикаря слегка подобрел, изучая Юркино лицо, одежду, кеды. Юрка, уже почти успокоившись, почувствовал, что у него дрожат ноги, и теперь волевым усилием пытался унять эту дрожь. Но чем больше старался, тем сильнее выказывала себя дрожь, и он уже беспокоился о том, чтобы дикари ничего не заметили. Они неслышно приблизились и окружили мальчишку, завороженно разглядывая его.

Дикарей больше всего интересовала одежда и кеды. Первый дикарь — Юрка подумал, что это, должно быть, вожак — приблизился и пальцем пощупал рубашку.

— Чья шкура? — спросил он хриплым голосом, и то, что спросил на понятном языке, несказанно удивило и обрадовало мальчика.

— Это не шкура... Это ткань,— ответил Юрка, отметив, что его слова, понятные дикарям, тоже повергли их в изумление, хотя они и не знали смысла слова «ткань».

Вожак и его спутники переглянулись.

— Кто ты? Откуда взялся? — спросил вожак.

— Меня зовут Юра. Я из Тирасполя... Но сюда попал из Полесья, там живет моя бабушка. Мы с отцом гостили у нее... Я потерялся в лесу, когда пошел с отцом за грибами.

— Где живут люди твоего племени? Откуда ты пришел? — допытывался вожак, мало что понимая из Юркиного пояснения. Юрка догадался, что Тирасполь, Полесье — это слова, непонятные дикарям. А рассказать им о проделке Лесовика, так они вообще сочтут его ненормальным, если им известно, что такое нормальный человек.

— Я, как мне сказали, из вашего рода...

В ответ — еще более удивленные взгляды дикарей.

— Но не из нынешнего рода, а из того, что будет жить через много тысяч лет...— говорил мальчишка, переводя глаза с одного дикаря на другого. «Кто же из них мой родич?»

Голос крови молчал. Дикари продолжали внимательно рассматривать мальчишку. Одетые в шкуры, они держали большие куски оленьего мяса. У каждого были копья — тонкие длинные или короткие и толстые шесты, обугленные и отполированные с острого конца. Один из дикарей держал на плече голову оленя с ветвистыми рогами. Руки, шкуры, которыми дикари прикрывали свое тело, были вымазаны кровью.

— Пойдем! — сказал вожак, кивнув остальным.