Проделки на кавказе

Очень немногое. Прежде всего — напомнить, что жила она в необычное время. Первая половина девятнадцатого века была наполнена незаурядными событиями. Хотя бы два из них —разгром русскими войсками наполеоновской армии и восстание декабристов — могли бы сами по себе составить целую эпоху, взорвать прежнее, заскорузлое ми­ровоззрение людей и заставить их задуматься о судьбах России.

Екатерина Петровна воспитывалась в роскоши. Но она сумела духовно порвать с миром благополучных, преуспе­вающих людей и перейти в лагерь передовой демократиче­ской интеллигенции. В то время это было не редкость, если вспомнить биографии декабристов: князей, графов, баро­нов, генералов, богачей, для которых, в конце концов, лю­бовь к Родине, боль за ее судьбу оказались выше материальных благ.

Ее глубоко взволновали события 1825 года, которые она переосмыслила позже, уже взрослой женщиной, рас­суждая о судьбе Евдокима Емельяновича Лачинова, брата мужа.

В двух номерах «Кавказского сборника» Е. Е. Лачинов напечатал свою «Исповедь», в которой, к сожалению, ни слова не писал о своем революционном прошлом, а опи­сывал участие в боях на Кавказе. Для нас важны не так его воспоминания, как биографическая справка о нем, по­мещенная в первом томе «Кавказского сборника». В ней, в частности, говорится, что «за участие в декабрьских сму­тах 1825 года Лачинов Е. Е. был разжалован в рядовые и назначен на службу в войска Кавказского корпуса; участ­вовал в войнах персидской, турецкой и в экспедициях про­тив кавказских горцев с 1826 по 1833 годы. В турецкую кампанию 1829 года был произведен в прапорщики, а в 1833 году уволен в отставку»¹. Е. П. Лачинова встречалась с ним, подолгу беседовала и, как считает Е. Вейденбаум, первоначально задумала роман именно о нем, о его судьбе.

Вот как она описывает своего героя: «Достигнув возра­ста юноши, Александр обращал на себя общее внимание стройностью, красотою, живостью, богатыми дарованиями ума. Служба, как говорится, ему везла и предвещала бли­стательный карьер, как вдруг молодец попался, был предан суду и разжалован в рядовые без выслуги с лишением чи­нов и дворянства, не знаю за что, потому что я принял за правило редко верить рассказам разжалованных».

Но такова судьба и ее деверя, который не только вдох­новил автора на написание книги, но и сыграл немалую роль в создании самого романа. «Судя по содержанию кни­ги, нельзя допустить, чтобы Е. П. Лачинова могла напи­сать ее без сотрудничества или помощи лица, хорошо зна­комого как с мелочными подробностями военных действий на Кавказской линии, так и с составом ставропольского военного общества»,— писал Е. Вейденбаум².

Советский литературовед и писатель А. Титов пришел к выводу, что за личностью главного героя действительно стоит декабрист. Но не Е. Е. Лачинов, а более значитель­ная фигура.

¹      Кавказский сборник. Том 1. Тифлис, 1876; том 2. Тифлис, 1877.

²      Вейденбаум Е. Кавказские этюды, с. 319—320.

А. Титов обратил внимание на письмо Е. П. Лачиновой шефу жандармов А. Ф. Орлову, которое она отправила в август 1844 года.

«Любезный граф!

Когда во время моего последнего пребывания в Петер­бурге, в нынешнем мае, я узнала о запрещении моего со­чинения, озаглавленного «Проделки на Кавказе», я была далека от мысли, что навлеку на себя неудовольствие его величества... Опыт прошлого доказал, что именно литера­тура прославила царствования Екатерины II и Людовика XIV. Я слышу со всех сторон о том, что современной рус­ской литературы не существует. И именно это, граф, за­ставило меня взяться за перо— без тщеславия, но испол­нившись патриотизма и национальной гордости. Мое первое сочинение было запрещено. Если оно не понрави­лось его величеству, умоляю Вас повергнуть к его стопам выражения моей глубокой скорби и исходатайствовать для меня его высочайшее прощение, чтобы его величество удо­стоило принять во внимание вдохновлявшие меня чувства, а не пристрастные толкования, которые ему могут быть представлены и содержать точку зрения, целиком чуждую моим мыслям.

Граф Строганов, которого я упросила удостоить меня разговором, высказал подозрение, что я была руководима в этом сочинении кем-то, враждебным к правительству. Я Вас уверяю, любезный граф, что никто не участвовал в моем труде, и если я частично использовала ежедневные беседы, которые имела со многими нашими кавказскими офицерами, или даже черкесами, и несколько заметок об экспедициях, данных мне двумя офицерами, один из коих позднее погиб на дуэли, а другой как храбрец на поле боя, то все-таки никто из них не участвовал моем труде... Все, что я могу еще добавить, это что я руководилась чувством личной мести, выводя некоторые характеры, списанные с натуры, но эти персонажи столь малочисленны и столь незначительны, что, конечно, они не могли привлечь к себе внимания»¹.