Проделки небожительницы

Четыре человека в джипе были спокойны. Их плоские желтовато-смуглые лица не выражали ни напряжения, ни нетерпения. Их узкие зоркие глаза видели все, ни во что специально не вглядываясь. На коленях у троих из них лежали американские армейские карабины, четвертый не был вооружен.

Прошло еще несколько минут, и на пустырь неспешно въехал тяжеловесный черный «Мерседес». Медленно подкатившись к середине пустыря, «Мерседес» остановился, и, не успел еще затихнуть мотор, дверцы его распахнулись, выпустив коренастого смуглого человека с черными как смоль вьющимися волосами.

Пройдя половину пути до джипа, черноволосый остановился. Остальных людей в «Мерседесе» нельзя было разглядеть из-за тонированных стекол, но невольно чувствовалось их присутствие, их напряженные внимательные взгляды.

– Эй, Киргиз! – позвал черноволосый, простояв так с полминуты. – Что, так и будешь сидеть? Выходи, поговорим.

Дверца джипа легко распахнулась, и на пустырь выпрыгнул невысокий худой человек с жидкими обвислыми усами – тот, четвертый, невооруженный.

– Кыто ты такой? – спросил он черноволосого. – Я должен был встречаться зыдесь с Толстым.

Черноволосый полез в карман – при этом в джипе послышался металлический звук передернутых затворов – и бросил перед Киргизом на землю желтый сальный кругляшок.

– Вот тебе ухо Толстого, – сказал он с хищной усмешкой, – остальное взяла Богиня!

– Я слышал о том, что у вас тыворится, – проговорил Киргиз после недолгого молчания, – но думал, что это сыказки. Ты кыто?

– Я – ассириец! – гордо ответил черноволосый. – Слуга Богини. Рука Великого Жреца.

– Ты – шесытерка. Я не буду с тобой разыговаривать. Пусть выйдет тывой хозяин.

– У меня нет хозяина! – Ассириец выпятил грудь. – Ассирийцы не рабы! Ассирийцы – владыки земли! Мы служим Богине, а Великий Жрец – ее уши и уста!

– Мыного говоришь, – Киргиз поморщился, – я тебя не зынаю, я твоего хозяина не зынаю. Должен был сы Толстым встретиться, Толстого нет – разыговора нет.

– Зря ты, Киргиз, так со мной разговариваешь, – в голосе ассирийца послышались угрожающие интонации, – ты думаешь – к Монголу пойдешь? Думаешь – к Шубе пойдешь? Вот твой Монгол, вот твой Шуба! – И он бросил на землю перед Киргизом еще два желтых обрубка.

– Что – думаешь, самый кырутой? – Киргиз хищно оскалился, жилы на его тощей шее напряглись. – Мы таких кырутых ломали! Говорю, шесытерка, хозяина зови, хочу погылядеть на него!

– Великий Жрец не разговаривает с людьми низкой крови! – надувшись от спеси, ответил айсор. – Его могут слушать только ассирийцы!

– Пусть тывой хозяин хоть сы жабами разговаривает, хоть сы собаками! – огрызнулся Киргиз и повернулся, чтобы уйти.

– Стой, Киргиз! – крикнул ему в спину ассириец. – Стой, если не хочешь познакомиться со златолицыми!

– Ты меня не пугай! – резко обернулся Киргиз, оскалив кривые волчьи зубы. – Я тыбя голыми руками разорву! Я тыбя зубами загрызу! Я ныкого не боюсь! А если вы, беспрыдельщики, засаду сыделали, перестреляете нас – где вы товар будете искать?

– Вот-вот, – подхватил ассириец, – кстати, о товаре. Ты товар привез, деньги тратил, время тратил, рисковал – кому этот товар отдашь? Огромные, между прочим, деньги у тебя повиснут! Ты тоже небось не сам по себе, за тобой твои баи киргизские стоят, они тебе этого так просто не спустят! Так что лучше бы ты, узкоглазый, со мной по-людски поговорил.

– Я сы тобой, шесытерка, говорить не буду! – Киргиз отчетливо щелкнул зубами. – Я Толстого зынал, Монгола зынал, Шубу зынал, я Кривого зынаю – тебя не зынаю и зынать не хочу!

Он легкой устойчивой походкой человека, больше привыкшего к поездкам верхом на лошади, чем к машине, вернулся к своему джипу. Дверца захлопнулась, мотор взревел – казалось, послышалось конское ржание, – и, вздыбив пыль всеми четырьмя колесами, джип сорвался с места.

– Кривого он, говоришь, знает? – проговорил мрачный высокий человек с длинными черными волосами, сидевший на заднем сиденье «Мерседеса» и внимательно слушавший беседу на пустыре. – Будет тебе Кривой!

Сидевший рядом с ним худой высокий айсор с нервным лицом, изуродованным длинным змеистым шрамом, посмотрел на Великого Жреца и проговорил:

– Зря мы отпустили этого кочевника. Надо было отдать его златолицым.

– Ты говоришь прежде, чем я тебе разрешил, – оборвал его Жрец, – ты говоришь прежде, чем подумал! Киргиз привез дурь… наркотики. Очень много! Так много, сколько никогда еще не было. Он должен отдать товар нам!

Лицо человека со шрамом передернулось.

– Разве могут благородные сураи пачкать свои руки дурью?

Великий Жрец повернулся к нему и тихим яростным голосом сказал:

– Ты не умеешь слушать! Я уже сказал тебе – не говори, прежде чем я позволю. Думаешь, это ты решаешь, что могут и чего не могут делать благородные сураи? Нас мало, мы слабы. И, чтобы стать сильнее, нам нужны деньги, много денег. Очень много денег! Если для этого нам придется торговать дурью – мы будем это делать. Если для этого нам придется жрать дерьмо – мы и это будем делать. Нет того, что мы не сделали бы ради нашей великой цели! Ты это понимаешь?