Проделки небожительницы

Айсоры посматривали на нее с недоверием, но тетя Вася, внезапно появившись перед ними, заговорила с ними по-ассирийски, и парни подобрели.

– Вот что, ребята, – сказала Надежда, – надо Шошу отсюда вынести и в больницу устроить. Сможете так все провернуть, чтобы полиция к нему не привязалась? Рана-то огнестрельная.

Ребята посовещались и сообщили, что сделают – есть у них в одной больнице верный человек.

– А этих – с масками, мечами и бородами – надо бы в полицию сдать, – заговорила тетя Вася.

– Отвезем связанными и положим прямо на тротуар – напротив отделения, – сказал Славка Таракан.

– Нет уж, ты нас на свет отсюда выведи, – решительно сказала Надежда, – тем же путем. Мы тут ни при чем, так что нам незаметно надо выйти отсюда.

Парни уже тащили Шошу к выходу. Потом поволокли и «златолицых». Надежда аккуратно загасила светильники, покачала головой, посмотрев на пустую нишу, где недавно стояла статуя богини.

В обратный путь по подземным коридорам они отправились втроем. Слава вел под руку тетю Васю, освещая дорогу фонариком. Позади них тащилась Надежда, держа под мышкой неудобный тяжеленный ящик с табличками, и изрыгала проклятия – не хуже львиноголовой богини Ламашту.

Ашот Арутюнян считал, что судьба к нему несправедлива. Он был трудолюбив, обаятелен, умен, даже хитер, настойчив… Казалось бы, у него было все, что требуется человеку, чтобы сделать карьеру, прославиться, разбогатеть, но постоянные неудачи преследовали его с завидным упорством.

Ашот родился в маленьком армянском селе. Конечно, это не место для честолюбивого юноши! Мать, строгая, до глаз закутанная в черный платок, собрала чемодан, отдала сыну все деньги, которые сумела накопить, и, тайком перекрестив его, посадила Ашота в автобус, идущий до Еревана, откуда самолеты летали в Москву – навстречу большому будущему.

В Москве жил дядя Возген, у которого можно было остановиться на первое время, он помог племяннику поступить в цирковое училище – в других местах у него не было связей.

Ашотик учился без особого старания, потому что в Москве так много соблазнов, а его яркие глаза и темные кудри производили на москвичек очень сильное впечатление.

Однако судьба уже приготовила армянскому юноше первый удар. У дяди пропал дорогой золотой портсигар, который чуть позднее появился в комиссионном магазине на Арбате. В магазине Ашотика запомнили – у него была слишком яркая внешность. Дядя не стал устраивать большой скандал, забрал заявление из милиции, но Ашотику пришлось переселиться в общежитие. Москвичкам по-прежнему нравилась его импозантная внешность, но, как только заходила речь о бракосочетании, и в особенности о прописке, они становились какими-то странно задумчивыми.

Ашотик закончил училище со специальностью «иллюзионист» в дипломе и женился-таки на перезрелой девице с хорошо поставленным командным голосом, маленькими усиками, большим бюстом и московской пропиской. По цирковой традиции, жена стала его ассистенткой, и на некоторое время роли супругов четко определились: в рабочее время Ашотик на сцене пилил Эльвирочку, в нерабочее – Эльвирочка пилила Ашотика.

Бо́льшую часть времени эта «семейная лесопилка» проводила в гастролях по маленьким городам Поволжья и Сибири, поскольку Ашоту Арутюняну явно не светила слава его соотечественника Акопяна или знаменитой династии Кио. Зато постепенно все громче и громче становились пересуды о том, что в гастрольной бригаде, с которой выступает Арутюнян, слишком часто пропадают вещи и деньги. Кроме того, артисты знали, что если кому-то срочно понадобятся «травка», или «колеса», или дорогостоящий белый порошок – отнюдь не зубной, – или еще какая-нибудь разновидность дури, то все это запросто можно достать у Ашота Арутюняна.

В конце концов, эти слухи дошли до начальства, и это начальство, чтобы не получить по шапке за слабую воспитательную работу в коллективе, предложило Ашоту поискать другую работу, не дожидаясь бо́льших неприятностей. Ашот вспылил – сказалась южная кровь – и хлопнул дверью.

Другую работу искать ему не захотелось, поскольку он не умел делать ничего, кроме распиливания собственной жены под музыку Кальмана, и он решил сделать профессию из своих внеслужебных увлечений – мелкого мошенничества и еще более мелкой торговли наркотиками.

Жена, у которой за прошедшие годы командирский голос и усики замечательно развились, так что она стала похожа на бравого старшину-сверхсрочника, вскоре как-то «потерялась» где-то на бескрайних просторах России. Ашотик был этому несказанно рад: единственное, на что она годилась, – чтобы распиливать ее на сцене, а этому занятию пришел конец.