– Приди, приди к нам, Великая Богиня! – проговорил он нараспев. – Приди к нам, львиноголовая! Поднимись к нам из своих подземных чертогов, яви свою мощь верным твоим слугам! Лицезрей нашу верность тебе, о великая мать тьмы! Мы исполнили твое приказание – твое земное вместилище, древнее золотое изваяние, заняло подобающее ему место на алтаре нашего Храма! Мы доказали свою верность тебе, о великая черная мать!
Жрец опустил руки, бросил на алтарь горстку сухой травы, прикоснулся к ней, и трава вспыхнула. Над алтарем поднялось облачко ароматного дыма, вкусно запахло пряностями – базиликом, сельдереем, еще чем-то хорошо знакомым.
Толпившиеся вокруг алтаря посвященные удивленно переглянулись – запах был совсем не тот, к которому они привыкли, и не пришло вслед за этим запахом знакомое сладковатое головокружение, пьянящее чувство душевного подъема, чувство собственной значительности, ощущение причастности к Великому делу, принадлежности к древнему могучему племени.
Да и самих посвященных было сегодня гораздо меньше, чем обычно, среди них не было самых старших, самых близких к Великому Жрецу людей – воинов Ламашту. В храме были только юноши, почти дети, недавно прошедшие посвящение.
Перед началом богослужения кто-то шепотом говорил о неудачной операции, о том, что большинство воинов погибло, один только Жрец сумел спастись, бросив на поле боя своих верных слуг. Новообращенные с недоверием и опаской слушали эти разговоры, они ждали, что Жрец опровергнет гнусные слухи и вернет своей пастве чувство уверенности и самоуважения.
– О, львиноголовая! – продолжал Жрец свои причитания. – Приди, приди к нам, приведи за собою своих чудовищных прислужников, приведи злых духов и голодных демонов, приведи страшных пожирателей трупов, обитателей могил, призраков темных кладбищ! Яви нам свое великое могущество!
Жрец подсыпал на алтарь сухой травы, но от этого только усилился запах пряностей, к тому же сильно запахло горелым лавровым листом.
Молодые айсоры растерянно переглядывались. Привычное легкое головокружение не приходило, а без этого ощущения слова Великого Жреца казались им пустыми и смешными, да и сам он не производил прежнего впечатления значительности, не внушал почтительного страха к своей особе.
– Приди, приди к нам, львиноголовая Ламашту! – Жрец возвысил свой голос, и вдруг под сводами пещеры, где прежде раздавались только его заклинания или леденящий душу звериный рев, послышался громкий, отражавшийся от стен, усиливаемый и множимый этими отражениями женский голос. Этот голос говорил на древнем языке ассирийцев, и в первый момент посвященные подумали, что богиня услышала призывы Жреца и отвечает ему, но потом некоторые из айсоров, знавшие язык своих предков, начали возмущенно перешептываться, переводить ассирийские слова своим соседям, и тут раздававшийся под сводами пещеры женский голос перешел на русский язык, чтобы его поняли и те, кто не знал древнего языка:
– Дети мои, он обманывает вас! Тот, кто называет себя Великим Жрецом, – всего лишь жалкий жулик, обманщик, аферист, цирковой фокусник! Он обкуривал вас наркотическим дымом, чтобы ему было легче управлять вами, чтобы вы верили ему и не задавали лишних вопросов. Он, выдающий себя за Жреца, за служителя ассирийской богини, даже не знает древнего языка! Спросите его о чем-нибудь по-ассирийски – и посмотрите, сумеет ли он вам ответить! Он ничего не знает о древних традициях ассирийцев, он клеймит вас знаком, которым ваши предки отмечали рабов!
В святилище поднялся возмущенный ропот. Молодые айсоры, сгруппировавшись, начали постепенно приближаться к алтарю. Тогда Жрец, злобно покосившись на темные своды пещеры, откуда, усиленный мощными динамиками, спрятанными под потолком, раздавался обвиняющий его голос, ударил в тяжелый медный гонг.
Тоскливый металлический гул заполнил святилище, пламя факелов заколебалось, и посвященные отшатнулись от алтаря: позади него из-за красного покрывала появились двое прислужников Жреца, двое высоких людей в белых одеждах, чье безмолвное появление всегда наводило ужас на посвященных, от чьей тяжелой поступи содрогалась земля, от чьих немых фигур веяло сырым холодом подземного мира…
Но сегодня и златолицые были не такими, как прежде.
Во-первых, они, собственно, и не были златолицыми. Один из них торопливо пытался напялить золоченую маску, чтобы скрыть свое одутловатое, бледное, как сырая картофелина, лицо, изуродованное гноящимися нарывами, и прикрыть веревочные завязки, на которых держалась его красная борода из ярко окрашенного конского волоса. Второй «златолицый» уже надел маску, но напялил он ее как-то криво, поэтому плохо видел и все время спотыкался. И оба неуверенно покачивались на ходу, как пьяные.
Великий Жрец обернулся к своим прислужникам, увидел их – и испустил громкий стон, в котором смешались ненависть, разочарование, бессильная злоба.