Продюсер

Опера закряхтели и потопали восвояси. А Геннадий Дмитриевич потрясенно покачал головой и принялся в который раз раскладывать пасьянс из своих записок. Отыскав листок, на котором красовалось имя Виктории Медянской, он вновь обвел его жирной красной линией и поставил три знака вопроса. Агушин вздохнул и принялся грызть красный маркер. Курить хотелось просто ужасно. Дожевав до чернильного стержня, следователь поморщился и выплюнул расплющенный зубами пластиковый колпачок. Швырнул очередной испорченный фломастер, нажал кнопку селектора на столе и позвал героически задержавшуюся на работе ради шефа секретаршу. А когда она появилась на пороге, насупил брови и строго приказал:

— Срочно принеси пачку новых маркеров. И еще… разыщи мне кассету с фильмом… — он заглянул в свой рабочий блокнот. — Ага, «По семейным обстоятельствам». Все. Действуй!

Но было и еще кое-что — потерявший телефон Неизвестный. И здесь Агушин мог лишь развести руками.

Муж

Агушин примчался сразу после звонка Виктории и сообщения о том, что Митя Фадеев в тяжелом состоянии доставлен в Институт скорой помощи. Митя был в плачевном состоянии. Обе ноги переломаны, причем правая в двух местах с открытым переломом. Руки тоже сломаны. А нашли его рано утром в строительном котловане, на ремонтируемой трассе. Сейчас Агушин безуспешно пытался выяснить три вещи: как покалечился Фадеев, почему сгорел клуб «Гоголефф» и не причастен ли к этому исчезнувший Бессараб. Ни на один из вопросов несчастный гендиректор ответить не мог. Оставалось лишь одно — поговорить с Медянской.

— Виктория Станиславовна, а вы ничего не хотели бы мне рассказать? — прямо спросил он вдову, едва они вышли из палаты и присели на стулья у крашенной голубой масляной краской стены.

— Вы что имеете в виду? — вскинула свои красивые бровки-дуги Медянская.

— Ну, возможно, какие-то новые обстоятельства… новые сведения… информация. Мало ли еще что? Что-то вспомнили, что-то узнали, что-то услыхали…

Виктория потянулась за сигаретой, но закурить прямо здесь, в больничном коридоре, не решилась.

— Геннадий Дмитриевич, ничего нового я не узнала. Кроме, пожалуй, Митиных приключений. А может быть, вас интересует мой таинственный спутник, которого ваши бравые вояки не смогли поймать?

— Может быть, — кивнул Агушин, подбадривая вдову.

Но та не нуждалась в его согласии. Она встала, выпрямилась перед следователем и, глядя на него сверху, четко сказала:

— Я знаю, что вы мне, возможно, не поверите. Ну и пусть! Но только человек, которого вы ловите, это не человек.

— Как не человек?! — Агушин настороженно смотрел на не вполне, как ему показалось, вменяемую вдову.

— Ну, то есть человек. Но только не такой, как все. Мне вам сложно объяснить…

— А попроще нельзя?

— Можно, конечно. Но только вы можете не поверить.

— Ну, уж вы попробуйте, а там посмотрим. — Агушин приготовился к любым поворотам и напряженно не сводил глаз с вдовы.

— Хорошо. Вы сами этого захотели. Скажите, вы смотрели такой фильм… — Она на мгновение запнулась, а нетерпеливый следователь тут же подхватил:

— «По семейным обстоятельствам»? Знаю я ваши фильмы! Адвокат мне ваш всю голову заморочил: «Посмотрите. Посмотрите!» Ну, посмотрел! Что дальше-то?

— Нет. Нет! Не этот! Другой. Фильм называется «Привидение». Смотрели? Там Деми Мур играет и красавец Патрик Суэйзи. Видели?

— Не знаю… может, и видел. Некогда мне, знаете ли, фильмами развлекаться! Что там я должен был узнать из этого кино? Так расскажите!

Агушин разозлился. Эти загадочные тени, бесконечные отсылки к киноклассике его начинали донимать. Виктория сочувственно покачала головой и сложила перед собой руки на груди.

— Бесполезно!

— Что еще бесполезно? — Геннадий Дмитриевич совсем рассердился.

— Бесполезно объяснять вам, кто это был. Потому вы не можете и не сможете его поймать!

Медянская отвернулась от собеседника и принялась разглядывать профилактический медицинский агитплакат на стене коридора. Агушин взвился от злости:

— Гражданка Медянская! Вы мне прекратите здесь загадками отговариваться! Иначе я сейчас быстро вам напомню об обязанности содействовать следствию! Я с вас подозрение, если честно, еще не снял! В любую секунду снова задержу! Никакой Павлов и даже Резник не помогут! У меня это быстро! Или говорите правду, и без ваших «образов», или проедем в прокуратуру! Ну?! — Он угрожающе встал перед вдовой и задвигал челюстями от ненависти, злости и нетерпения.

Виктория ухмыльнулась и посмотрела на Агушина как на слабоумного или ребенка. Покачала головой и чмокнула губами в знак глубокого сожаления:

— Н-да… Геннадий Дмитриевич, вы пытаетесь поймать того, кого поймать невозможно. Этот человек — мой муж, Иосиф Шлиц.

Агушин замер, а через мгновение его лицо стало наливаться кровью.

— Как?!! Он же погиб! Я сам видел его труп. И все видели! Вы что?

Медянская вздохнула и посмотрела куда-то поверх него — торжественно и непреклонно.

— Все верно. Тело погибло. А душа его жива. Он ходит рядом. Он меня защищает! Вам этого не понять. Вы же не смотрели фильм. И, наверное, не верите в то, что так бывает?