Продюсер бомжей

До отъезда я договорился со всеми. «Культура» – информационная поддержка по телеку. Критик Клюев – статейки в «Коммерсанте». Оставалось купить наружку и согласовать графики с Национальным филармоническим оркестром. Покупать рекламу теперь было не на что, но когда Спиваков заинтересуется, его имя сделает половину дела.

В кабинете звонит телефон и манерный женский голос отвечает: «Да, слушаю».

Дожидаюсь, пока она договорит, снова стучусь.

Еще раз.

И еще раз.

Настойчивее.

Громче.

– Ну, кто там еще? – приоткрывает дверь недовольная барышня.

Просовываю в щель ногу, как опер группа на задержании в кино, и выдавливаю улыбку:

– Моя фамилия Молчанов. Позвольте…

– Не видите, люди обедают? Ждите!

Дверь с грохотом захлопывается, изнутри поворачивают на два оборота ключ под звон посуды и женский смех.

Еще минут сорок изучаю нелепые физиономии гобоистов на фотографиях, репетирую про себя, что скажу Спивакову.

Каждый раз когда я представляю, как он выходит на сцену в элегантном фраке, не испытывая ни капли стыда за то, что делает, рассекает воздух дирижерской палочкой и сдержанно улыбается в ответ на крики «Браво, маэстро!», мне становится физически дурно.

Если буду продолжать в том же духе, заработаю язву.

Я хотел бы, чтобы мою рожу печатали не в журнале «7 дней», а в музыкальной энциклопедии: Молчанов, Моцарт, Стравинский, Чайковский. Чтобы моя музыка звучала в Берлинской филармонии, а не в ларьке на автовокзале в Люберцах. Хотел, чтобы слушатели плакали от моих мелодий, а не выкупали под них невесту в заплеванной пятиэтажке.

Наконец, дверь с шумом распахивается, мимо меня, хихикая, цокают две девушки.

Девица, наряженная, как на кастинг в «Блестящие», убирает в шкафчик чашки. На ее компе мигает фейерверками поздравление от пасьянса «Косынка» с удачно сыгранной партией. Звонит телефон. Рука с кровавым маникюром поднимает трубку и бросает обратно:

– Достали!

Она поливает цветы, распахивает окна, усаживается за компьютер, просматривает почту и только потом «замечает» меня:

– Слушаю.

– Моя фамилия Молчанов. Я бы хотел записаться на встречу к директору.

– Все хотят. По какому вопросу?

– Репертуара…

– Репертуар в кассе. Что конкретно хотели? – она снова открывает пасьянс.

– Я хотел бы предложить свое произведение…

–А это не к нам! Это к Спивакову! – весело выдает она. – К нам только по аренде!

Конечно же, Спивакова сегодня нет на месте, а его оркестр на гастролях.

3.

«….

Раз. Раз.

Раз. Раз. Раз…

Хотите секрет?

Сколько о вас говорят, столько вы и стоите. Чем больше, тем лучше.

Раздуть шум проще, чем вам кажется. Во всяком случае, проще, чем написать хорошую музыку. Прогуляйтесь без трусов перед папарацци. Набейте морду журналисту. Заведите роман на съемочной площадке.

Публично покайтесь. Неважно в чем: наркотики, домогательства. Лучше во всем сразу!

Пожалуйтесь на всю страну на домашнее насилие. Усыновите малыша из Африки.

Об Афродите говорили много. Именно поэтому с самого утра я зубрил благодарственную речь, которую мне предстояло произнести в прямом эфире перед парой миллионов телезрителей, когда я буду получать «Продюсера года».

«Мама, папа, дорогие друзья, всех люблю. Спасибо. Бла-бла-бла».

Гала носилась по гардеробной в поисках изумрудных шпилек «Дольче» и механически бубнила на ходу свои заготовки. В изумрудных «лабутенах» она снималась на прошлой неделе в новогоднем огоньке, а два раза подряд одно и то же она не носит.

– Не мох телетекст заказать? Шо вы издеваетесь? И так же все ясно!

Сегодня Афродита должна победить сразу в пяти номинациях премии «Лучшего радио» – «Лучшая песня», «Лучший альбом», «Лучшая исполнительница», «Лучший поп-проект», «Лучшее шоу» – пять раз изобразить искреннее удивление и поблагодарить зрителей, которые за нее «проголосовали». Во всяком случае, так мы договаривались с Сафроновым.

Она продолжает шипеть, но я только давлю в ответ блаженную лыбу.

Сегодня я выхожу из игры!

– В следующий раз обязательно! После церемонии надо поговорить. У меня сюрприз!

Я давно пообещал себе, что сделаю паузу, как только мы соберем пятьдесят наград. Сорок четыре у нас уже есть. Мы работаем восемнадцать лет. Последние пятнадцать Гала каждый год получает «Золотой граммофон», «Песню года» и премию «Лучшего радио» – кроме единственного раза, когда мы вдрызг разругались с Сафроновым, и он вычеркнул нас на целый сезон из эфира и состава номинантов. Я мог себе позволить расслабиться и после тридцатой награды, и после тридцать пятой, и даже без этих премий вовсе, но все никак не решался.

В позапрошлом году треть российских школьников хотела стать мной, когда вырастет. Во всяком случае, так написал один журнал. А все потому, что водитель открывает мне дверцу, когда я выхожу из голубого «Бентли», а охранник носит надо мной зонтик, если идет дождь. Для вояжей в стиле casual у меня есть двухдверный «Ягуар», а специально для селфи Галочки – желтый «Мазератти», на котором никто не ездит. Быть мной – круто!

– Хде ты там лазишь? Хлянь, я блаходарности прохоняю!