Продюсер

«Вот и кончилась твоя, Дима Фадеев, карьера», — сказал ему жуткий черный ствол, и у Мити почернело в глазах.

Умник

Очнулся Митя в автомобиле. Нет, это был даже не автомобиль, а какая-то гигантская крепость на колесах. В свое время Фадеев много поездил по гастролям — и со своими артистами, и с зарубежными звездами, которых они с Иосифом привозили в страну. И всегда это были очень крутые машины. Но внутри «Роллс-Ройса Фантом» он еще не ездил, тем более в такой комплектации, когда салон больше напоминает меховую шкатулку. Пол, спинки сидений и потолок были обиты стриженой шиншиллой, а подлокотники и дверные ручки — натуральной крокодиловой кожей. Ну, а там, где требовалось установить металлическую деталь, она была выполнена из золота и перламутра.

Митя заворочался. Тихонько попробовал пошевелить всеми суставами. Вроде не болят. Не связан, не избит. Он сел на диванчик заднего сиденья и только теперь понял, почему девушки так любят меха, и особенно шиншиллу. Мягкая шкура ласкала и нежила. Митя кашлянул:

— Кхе-кхе! Простите…

Двое на переднем сиденье одновременно резко оглянулись, и Фадеев испугался, что этот чудо-автомобиль сейчас улетит с дороги в канаву.

— Эй! Дорога! Машина!

— Э-э-э, слышь, че ты ариошь? Сиды тыха!

— А куда мы едем? Я что, арестован? Что вам нужно?

— Э-э-э, ты! Многа вапросы задайошь! Слишком умний, да? Хачу всио знат, да?

— Нэт! Он, эта, умница и умники, вот!

Довольные своими шутками, оба чернокостюмника разразились клокочущими звуками, словно две огромные птицы, и Митя подумал, что лучше их ни о чем не спрашивать, тем более что именно в этот момент автомобиль снизил скорость и плавно вкатывался по булыжной дорожке в раскрытые кованые ворота какого-то особняка.

«И где это?»

Фадеев присмотрелся и увидел, что тот дом, который он принял за особняк, был всего лишь подъездом с невероятной красоты крышей, колоннами, арками, ступенями и четырьмя гранитными сфинксами, вряд ли новодельными. А вот за подъездом и над подъездом возвышался сам дворец.

Лишь сумерки скрывали всю его красоту, и Митя себя даже ущипнул. Нечто подобное он видел только в Эмиратах, когда ездил на пару дней в Абу-Даби, где шейхи выстроили дворец-отель «Эмират Палас», обошедшийся им в три с половиной миллиарда долларов и обещавший никогда не окупиться. В этом и был особый восточный шик — создавать произведения, которые не окупятся никогда. Но этот дворец стоял не в Аравийской пустыне, а на подмосковной земле. И Фадеев, глядя на вензеля, украшавшие тончайшей работы мраморные мозаичные полы, а главное — на развешанные в коридоре, которым его вели в глубь строения, портреты, уже стал догадываться, кто хозяин дворца.

На всех портретах в различных позах, за различными занятиями был изображен один и тот же человек. Он скакал на лошади во время соколиной охоты, он возлежал на высоком ложе среди наложниц в гареме, он вершил высокий суд в образе Соломона, и, конечно же, он играл на кимвале для прекрасных гурий, которые водили хоровод вокруг райского дерева.

Лицом и статью этот человек был вылитый Саддам Хусейн, только чуть моложе, но это сравнение было под запретом, ибо никогда не нравилось Алимджану Фархутдинбекову. Никто и не смел его сравнивать, а те, кто по ошибке, невоспитанности или незнанию пытались, — навсегда прикусили свои языки. Причем в прямом смысле слова.

Тем не менее портретное сходство было очевидно — Митя убедился в этом тут же. Из боковой двери в зал, где у огромного, инкрустированного жемчугом, перламутром, лазуритом, аметистами и агатами мраморного стола сидел Митя, уверенно вошел крепко и ладно сложенный мужчина. Если бы не кадры казни Хусейна, обошедшие весь мир благодаря циничным американским телевизионщикам, и не штатская одежда, Митя принял бы его за иракского лидера. Митя встал и растерянно протянул руку. Алимджан усмехнулся в усы и зыркнул огромными черными глазищами так, что Митины ноги подкосились и он присел, как подрубленный, чтобы только не упасть на прекрасный розовый пол из редкого оникса.

— Ты меня знаешь?

— Да. Наверное. То есть знаю. В смысле, слышал. Узнаю. Но лично — нет. — Митя почувствовал, как язык застревает в пересохшем горле.

Алимджан повел ноздрями:

— Ты не бойся! Не съем. Я уже ужинал. — Снова повел ноздрями и слегка поморщился. — Перестань трястись. Ты же мужчина. А то от тебя страхом воняет за километр.

— Я не буду. Извините. Просто неожиданно так все…

— С твоей профессией ты должен всегда быть начеку. Готовым действовать. Как это «неожиданно»? Тцу-цу! — как-то странно процокал Алимджан, и с двух сторон к нему мягко подошли две огромные пятнистые кошки… Митя остолбенел. Это были не кошки, а гепарды или леопарды — он точно не разбирался. И они щерили клыки и недобро глазели на Фадеева своими безжизненными желтыми глазенками.

— Т-це! — снова цокнул Алимджан, и кошки, как по команде, легли у его ног.