Продлёнка

Прозвище вообще вещь обидная, но не всякое одинаково обидно. К некоторым прозвищам можно привыкнуть. Зовут Майю Башмакову Босоножкой, вроде бы неприятно: девчонка Майя, а то — обувь, босоножка. Но Майя — ничего, притерпелась, не сердится. Серёжу зовут Серым, он и вовсе доволен, ему даже нравится. Многих Серёжек зовут Серыми, и все Серые привыкли. Как будто они какие-нибудь волки, опасные сильные звери. Интересно даже. Но любому ясно: Серый — это не Муся. Муся для Андрея — оскорбление, не позволит Андрей называть себя Мусей, он будет драться до полной победы, пускай один против всех.

Началось всё давно, когда Андрей был маленьким. Они обедали, мама и папа сидели за столом, и Андрей сидел. А бабушки не было дома. Потом она пришла, а с ней большой дяденька. Бабушка сказала смущённо:

— Это Кирюша, я выхожу за него замуж и переезжаю к нему.

Кирюша улыбнулся виновато, схватил четырёхлетнего Андрея своими огромными ладонями и посадил себе на плечи. Андрей никогда не сидел так высоко, папа невысокого роста. Кирюша Андрею сразу понравился.

— Бабушка, а он хороший, Кирюша-то.

Кирюша захохотал басом над самым ухом Андрея. Было весело. А потом бабушка отозвала Андрея в другую комнату и попросила:

— Андрюшенька, звал бы ты меня по имени. Бабушка-невеста — это нелепость.

— А как? Бабушка Маша?

— Просто Маша, — бабушка поморщилась от неловкости, — или, знаешь что? В юности меня звали Мусей. Зови Мусей. Тебе нравится?

— Можно, — великодушно согласился Андрей. Он был маленький, но многое понимал, как, впрочем, почти все маленькие.

И опять Кирюша подбрасывал его под потолок, мама и папа молча на всё смотрели, но лица у них были весёлые. Андрей закричал сверху:

— Муся! Смотри, как я высоко!

Кирюша запрыгал, как конь, и Андрей запрыгал под самым потолком. Хорошо, когда бабушка выходит замуж.

Бабушка с Кирюшей приходили часто, бабушка приносила пирог с капустой. Мама и папа называли Кирюшу Кириллом Петровичем, он починил им телевизор и подарил папе дрель, которая жужжала на весь дом и очень нравилась Андрею. Андрей звал Кирюшу Кирюшей, а бабушку — Мусей, раз ей так хотелось.

Однажды бабушка пришла без Кирюши. Она сказала:

— Мы с Кирюшей расстались. Он тяжёлый человек, я так устала.

Бабушка прикрыла глаза, губы печально сложились углами вниз. Мама погладила бабушку по голове, как маленькую, волосы у бабушки были некоторые коричневые, а некоторые седые.

— Ничего, восстановишься, — сказала мама, — ты у нас молодец. Вернёшься домой, Андрюшка кому хочешь сил прибавит, такой уж человек.

Папа сказал:

— Я рад, что вы, Мария Всеволодовна, вернулись. Так уютно, когда в доме есть пожилая женщина. Я даже не в смысле помощи по быту, а — в целом.

Мама сделала страшные глаза, папа закашлялся и долго кашлял, чтобы получилось, будто он ничего не говорил, а поперхнулся, и его слова просто послышались.

Но бабушка Муся не обиделась на папу за то, что он нечаянно назвал её пожилой женщиной. Она заговорила о другом, Андрюша слушал очень внимательно. Муся сказала, что ценит внутреннюю свободу, а её не было. Что внутренний мир Кирюши ограничивается телевизионными фильмами, где стреляют.

— Кирюша не любит ни выставок, ни музеев, говорит, что те, кто ходит в консерваторию, просто притворяются, будто им интересно слушать это пиликанье. Про Бетховена! Про Шопена! Пиликанье!

Андрюше было тогда шесть лет, он многого не понял. Что значит — тяжёлый человек? Кирюша подбрасывал Андрея под потолок, папа редко подбрасывает, а Кирюша — почти всегда. И Кирюша говорил Андрею при встрече: «Здоров, мужик», это было приятно. Кирюша очень крепко пожимал Андрею руку, надо было улыбаться и не морщиться, такая была игра. Эта игра тоже нравилась Андрею. Кто теперь будет говорить «Здоров, мужик», если Муся рассталась с Кирюшей? И почему, если рассталась Муся, должен расстаться Андрей? Это было непонятно, но он не задавал вопросов, он понимал, что спрашивать не надо.

Муся сидела растерянная, крошила бублик и сказала несколько раз:

— Как хорошо вовремя расстаться. Как хорошо. Никто никому не должен заедать жизнь. Главное — вовремя. Внутренняя свобода.

Андрею было очень жалко Мусю, он слушал не её бодрые слова, а грустный голос. Потом Андрей забрался Мусе на колени, прижал ладони к её щекам, щёки были мягкие, тёплые.

— Муся, я тебя очень люблю, — шёпотом сказал Андрей, она почему-то заплакала, обняла его. От её кофточки пахло духами.

Это было несколько лет назад, а он всё ещё помнил Мусины слёзы и запах духов.

Он не звал её бабушкой, хотя Кирюши уже не было — привык называть её Мусей, и она привыкла. Пусть хоть до ста лет остаётся Мусей, Андрею не жалко.