Продолжай

Так рассказывала Полине мама под утро выпускного, когда дочь пришла домой в слезах, соплях и чувствах. Первая любовь. Первый красавец класса. Первый раз. Больно и сладко. А он спустя полчаса курил и хвастался друзьям о своем «подвиге». Там же любовь девичья и кончилась, а память осталась надолго. Такая горькая память осталась, что из родного города сбежала, лишь бы не слышать шепотка за спиной. А он был – специфика маленьких городков, все всё знают на следующий же день. «Эх, Ларка, что дочка-то твоя натворила, а? Куда ты глядела, как воспитывала?». Это Поля натворила, ага. Она одна виновата – семнадцатилетняя девушка, что отдалась пылу первой любви. А тот, кто потом скинул ее чувства с плеча как пылинку, кто хвастался близостью с девушкой как спортивным достижением -  он тут был не при чем, он ни в чем не виноват. Он хороший мамин мальчик, а Поля – дурно воспитана, мама не доглядела.

Мать ни словом дочь не попрекнула. И на шепотки, и на разговоры, и на лживое сочувствие знала как отвечать. Опыт был богатый. В графе «отец» в Полином свидетельстве о рождении стоял прочерк, а сама Лариса Анатольевна была матерью-одиночкой. Так-то если рассудить – кого этим удивишь? А как судили и что говорили у матери за спиной Лина поняла, лишь сама став женщиной и познав вкус предательства.

А тогда, на утро выпускного, мама вытирала ей на кухне слезы передником, обнимала, заваривала чай и рассказывала негромко. Пришло время, значит – рассказать правду.

- Командировочный он был,  - мама налила ей чаю и протянула чашку. – Ну и я  влюбилась. Бывает так, знаешь - как помрачнение. Как кролик перед удавом я перед ним была, ничего не могла поделать – тянуло сил нет как, и гори оно огнем. Оно, может, и к лучшему – что сгорело все. Дело свое сделал и уехал, перед глазами не маячит. Все равно бы не женился, это уж видно было, и знала я это, и понимала – семья у него есть, кольцо на пальце. Зато мозги у тебя, Линка, от  отца. Умный был мужик, инженер из Москвы, приезжал линию на заводе пускать. Да и лицом ты на него похожа, яркий был мужчина.

Лина пила чай, шмыгала носом, кивала, икала. Так вот ты какой, папа родненький...

Потом, уже когда перебралась в Москву, Поля поначалу часто мечтала, что встретит его. Вот прямо так на улице возьмет - и встретит. И он ее узнает сразу, с первого взгляда, и…

Жизнь в Москве отучила мечтать. И научила терпеть. И многое, очень многое понимать. Что никому она тут не нужна, со своим красным дипломом юрфака Мордовского университета. Тут вас таких столько, что в штабеля складывать некуда.

А у тебя, кроме диплома – только мозги и гордость. А еще – яркая внешность и упрямство – тоже отцово, наверное.

Только на мужском жестком упрямстве и женском многострадальном терпении она и выжила. Было все – съемные на троих понаехавших квартиры за МКАДом, работа на износ, так что вечером упасть, закрыть глаза  - и снова звонок будильника, и снова затемно вставать. Был момент, когда она три месяца ночевала в офисе – тогда было совсем туго, и она была близка к тому, чтобы бросить все и вернуться.

Не бросила. Не вернулась. Упрямство и терпение. И умение сцепить зубы до скрипа.

Видимо, папаша ее был и в самом деле умный мужик. И дочь его смогла  - зацепиться, удержаться, перетерпеть и…

… и все случилось в ее жизни. Не сразу, не легко, но случилось. Шаг за шагом, спотыкаясь, иногда падая, но всегда вставая, она шла. И вот - престижная работа, полезные знакомства, хорошая репутация. В довесок – сплетни, дрязги, работа с девяти до одиннадцати, выходной – фитнес, покупки, выспаться.

Одиночество.

Здравствуй.

Осознала его Полина уже когда чего-то добилась. Когда можно чуть-чуть выдохнуть. Когда жестко оцениваешь, с кем разговаривать, кому улыбаться, кому жать руку. Она этому научилась. Но цена за все это – одиночество. Ты держишь их всех на расстоянии белозубой улыбкой, репутацией, интеллектом. Все хорошо, тебе никто не сделает больно, не предаст, не подставит.

Тебя никто не обнимет. Все прикосновения – лишь холодные деловые рукопожатия. А, еще два романа – по четко оговоренным правилам. Два романа – два прорыва в карьере. Да, она продалась. Да, задорого, за то, что невозможно купить за деньги. Потому что таковы правила. Заодно заработала себе репутацию стервы, которая способна на все. Смотрели с уважением и опаской. Многие хотели, еще больше - боялись.

А одиночество стало абсолютным. И тут она влюбилась. От отчаяния, не иначе. Хотя так-то – было во что. Или в кого.

И снова - на те же грабли. Снова – мгновенно, в поворот головы, в голос, в отчеканенный, как с римской монеты профиль, в превосходно сидящий костюм.

В одного из лучших столичных законников - Михаила Багринского. В нем были класс, лоск, выдержанность – как в хорошем коньяке. Но было что-то еще – в глазах. Когда они встретились взглядами. И вечер того же дня они провели вместе, на шелковых простынях его гостевой квартиры на Воробьевых горах.  В этой квартире они и встречались потом и дальше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍