15
. Страстный охотник, царь вскоре вновь отправился ради охоты и небольшой прогулки в место под названием Армаментарий[42], после этого устроен был в тесном кругу пир, за столом которого царь восседал вместе с матерью своей Феодорой, своими родственниками и ближайшими из синклита. Позвал туда по царскому приказу и протостратора, когда же тот уселся, царица принялась неотрывно на него смотреть и взирать, внимательно его оглядывать и изучать. Обнаружив же на нем какую-то примету, она лишилась чувств, так что пришлось обрызгать ей лицо водой и с трудом приводить в сознание розовыми каплями, что... присутствовавшие удалились. Когда же она оправилась от обморока и пришла [100] в себя, ее сын и царь стал допытываться, что с ней случилось и отчего возникла эта внезапная слабость. А она, едва справившись с душевным смятением, сказала, что человек, который, как слышала я от твоего отца, о сын и господин мой, погубит наш род, и есть тот, кого зовешь ты Василием, ибо отмечен он знаками, кои, по словам твоего отца, должны быть у нашего преемника. Все это дошло до моего сознания, воочию представила я себе нашу гибель и, потрясенная, лишилась чувств. А царь, отгоняя от матери страх, возвращая ее к действительности и утешая, сказал: «Неверно рассудила ты, мать, человек он простой и совсем незаметный, у него только силы, как у древнего Самсона, а более ничего. Он в наше время вроде нового Енака или Нимрода[43]. Не имей страха к нему и не питай никаких дурных подозрений». Вот так хранимый Богом Василий избежал в тот раз надвигавшегося на него вала.16
. Был в то время у царя паракимоменом евнух патрикий Дамиан, славянин родом, который из страстной преданности царю нередко доносил ему на разных людей, что де не должным образом распоряжаются они делами, а особенно же на дядю его кесаря Варду, который мол забрал себе слишком много власти, часто выходит за пределы положенного. Он извращал иные из кесарских распоряжений, внушая царю, что дела обстоят иначе. Вот почему кесарь, слушаясь советов и наставлений друзей и близких своих, ополчился на Дамиана, многократно клеветал на него царю и, постаравшись составить убедительные обвинения, переменил настроение царя, отвратил его от благоволения к Дамиану и даже убедил сместить того с должности. И вот Дамиан получил отставку, [101] а должность его какое-то время оставалась свободной. Но когда направляет провидение события по своей воле, бездействует ум и бессильно со всеми своими ухищрениями коварство. Ибо хотя кесарь и многие другие уговаривали царя и втайне старались возвести в эту должность то одного, то другого, тот вопреки всем их надеждам вскоре назначил паракимоменом Василия, которого он к тому же сделал патрикием и женил на чуть ли не самой прекрасной, самой красивой и скромной из всех благороднорожденных женщин, дочери всем тогда известного и прославленного за свое благородство и ум Нигера[44]. Когда это случилось, и любовь царя к Василию росла с каждым днем, кесарь, видя это, терзаясь завистью и опасаясь за будущее, нередко ругал и попрекал тех, кто советовал и побуждал его клеветать на Дамиана, называл их глупцами и дурными советчиками, которым, говорил он, «я поверил вопреки здравому смыслу и, прогнав лису, накликал льва, чтобы он всех нас пожрал и проглотил».