Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей

31. Людей, пригодных к судейским обязанностям и от учения образованных, и по характеру и нраву благочестивых и бескорыстных, он с низших ступеней поднял, чинами возвысил, положил им ежегодную рогу, иное довольствие и щедрые выдачи и назначил их чуть ли не на каждую улицу и каждое непорочное обиталище. Здание, называемое Халкой, некогда роскошное и удивительное, но от времени, небрежения властителей, а также пожаров во многих местах уже разрушенное, с прохудившейся крышей, он трудами своими и многими затратами расчистил, украсил и устроил там общий суд, поважней Ареопага и Гелиеи[78]. Но не только [111] отбирая и выдвигая таких судей, даровал он справедливость людям, утверждавшим, что страдают несправедливо: он ежедневно выдавал пропитание тем, кто вынужден был приходить в царственный город из-за насилия сильнейших. Опасаясь, что многие нередко покидают город из-за недостатка средств к существованию, не дождавшись завершения их дела, он назначил им достаточное довольствие, на которое истцы могли существовать, пока судья не вынесет приговор. Делал он это не только для полного искоренения несправедливости, но и сам себя проявлял по этой части. Когда случалось ему отдыхать от военных походов и приема всевозможных посольств, царь покидал дворец, восседал в так называемом Гениконе, названном так, по-видимому, из-за массы стекающихся туда отовсюду людей[79], и с великим тщанием и непременным усердием рассматривал дела тех, кого, как это часто бывает, пользуясь непомерной своей властью, обидели сборщики налогов и кто, будто в общий пританей[80], явилися в это судилище со своими жалобами. Вот так защищал он обиженных и законными наказаниями отбивал у обидчиков охоту к подобным вещам. Рассказывают, будто через некоторое время пришел как-то раз царь в этот суд, чтобы защитить обиженных от обид, а жалобщиков не оказалось. Царь решил, что им закрывают к нему доступ, и разослал стражников по всем частям города с приказом искать людей, у которых есть какие-нибудь жалобы. Те вернулись с сообщением, что нигде не нашли ни одного жалобщика, и тогда, говорят, сей благородный царь заплакал от радости и возблагодарил Бога. Увидел царь, что есть у дурных [112] людей возможность злоупотреблений из-за того, что при записи налоговых сборов ради краткости пользовались старыми знаками дробей: одной второй, одной шестой, одной двенадцатой. И вот решил он пресечь возможность для любителей злоупотреблений и распорядился писать в налоговых списках простыми буквами, которые бы и крестьянин мог прочесть, обозначая суммы полностью выписанными и четкими цифрами, при этом выделил средства и на книги, и на писание, и на писцов, дабы не терпели бедняки обиды[81]. И стало это великим знаком радения его о подданных, ведь желал он, чтобы никто ни от кого не терпел обид. Таков был он в делах общественных и гражданских.

32. Не пожелал царь оставить без своих забот и Божьи церкви (разместились они в мирском корабле и находятся под попечением властителя, тем более что был Василий боголюбив и носил в себе великий страх Божий). Увидел царь, что и они пребывают в волнении и брожении, что и их из-за прежнего властителя коснулась общая порча, что лишен стада и трона своего их законный предводитель[82] и что другой ими владеет; не закрыл глаз царь на это, но собрал и созвал отовсюду Божьих иереев, как смог, унял волнение в церквах, подтвердил решения прошлого седьмого священного собора, предал анафеме уцелевших еще еретиков-иконоборцев[83]. И дал он церкви истинного жениха, детям – отца в соответствии с канонами, а занимавшего его место освободил от дел, пока не призовет того Господь к себе[84]. Так по-доброму и по-хорошему распорядился он церковными делами и своим тщанием и радением водворил сколь возможно спокойствие в церкви.

33. Кроме того, он обнаружил в гражданских законах неясность и путаницу, ибо смешаны были хорошие и дурные, то бишь вместе и без разбора записаны устаревшие и действующие, и вот сколь было можно и должно, он их исправил, устаревшие по бесполезности устранил, а множество, силу имеющих, очистил и ради легкости запоминания объединил по главам в едином своде[85].