Продолжение путешествия (Бабушкин сундук - 2)

- Не стоит, сестра, поминать эту публику на ночь глядя. Того и гляди накликаешь... Места тут для нее самые подходящие, болотистые...

- Предпочитаю встретиться с кикиморой в компании с лешим, нежели с одним господином Алсуфьевым, - сладко зевнув, ответил Петр, - вот он-то точно не к ночи будь помянут. Вы помните, в какой стороне деревня?

- Я же тут целую неделю прожила. И едва ноги не лишилась, прыгая по местным оврагам.

- В таком случае - веди меня, мой Вергилий.

- Что-то, Петр Анатольевич, у вас сегодня исключительно инфернальные ассоциации. К чему бы это?

- К дождю.

Не успел он произнести этого слова, как первая тяжелая капля упала мне на лицо.

- Только этого нам хватало, - простонала я, словно от зубной боли.Не успели просохнуть...

И мы, взявшись за руки, чтобы не потеряться, отправились в деревню.

Злосчастный овраг находился с противоположной от нас стороны, поэтому опасность еще раз свалиться в него мне не грозила. И передвигались мы довольно уверенно. Редкие капли изредка шлепались нам на головы, но в дождь так и не перешли, хотя в воздухе явно пахло грозой, и через некоторое время я почувствовала, как волосы у меня на голове встают дыбом. Чувства мои обострились, как всегда происходит в такую погоду, и я поймала себя на том, что вздрагиваю при каждом звуке.

Наконец, мы вошли в деревню, и чуткие местные собаки оповестили друг друга о нашем появлении. Впрочем, они давно уже тревожно переговаривались в ночи, обсуждая капризы погоды, и теперь лишь слегка активизировались.

- С возвращением, Наталья Павловна, - услышала я в двух шагах от себя, и окаменела от неожиданности и ужаса.

Рука Петра Анатольевича с такой силой сжала мою ладонь, будто он решил переломать мне все косточки.

Я не сразу узнала этот голос. Одно было понятно - голос был женский.

"Неужели это Люси?" - подумала я без всякого энтузиазма и моя свободная рука стала машинально нашупывать пистолет.

- Напугала я вас, простите, - произнес тот же голос спокойно и почти ласково.

"Нет, это не Люси, - поняла я, - но голос безусловно знакомый".

И через мгновенье узнала его. Он принадлежал знакомой мне по первому визиту в Лисицыно женщине. Местной колдунье или знахарке, которая выходила мне ногу и ухаживала за мной во время болезни.

"Как бишь ее... - попыталась я вспомнить ее имя. Не сразу, но мне это удалось, - Анфиса".

- Анфиса, ты?

- Узнали? Вот и слава Богу. А я вас с утра поджидаю.

"С утра? - только теперь я поняла, что эта встреча была не случайной. В темноте, в этой одежде, меня не узнала бы и родная мать. - И точно ведьма. Накликал-таки Петр Алексеевич".

- Кто это? - наконец-то ослабив свою хватку, еле слышно прошептал мне в самое ухо Петр.

- Ну, вот и дождалась, - оставив его вопрос без ответа, обратилась я к Анфисе.

- Милости прошу в избу, - пригласила она, и только теперь я сообразила, что мы стоим прямо напротив ее дома. В этот момент из-за туч показался краешек луны, и я смогла убедиться в этом воочию.

***

Рис.42. Анфиса-ведьма, приглашающая в свою избушку гостей, возможны элементы сказочности. Катя у нас девушка с фантазией.

***

- Я не одна, - зачем-то сказала я.

- Знаю.

Все это напоминало, да нет, даже не напоминало, а по сути и было сказкой. Страшной и загадочной. И тем не менее - я направилась к двери Анфисиного дома, несмотря на ощутимое сопротивление Петра Анатольевича.

Его можно было понять. Я, по крайней мере, понимала, с кем имею дело. А он - с его-то логикой и скептицизмом - должен был воспринимать все происходящее как совершеннейший бред или неведомо от кого исходящую угрозу.

- Пойдемте, - ободряюще шепнула я ему, - и ничему не удивляйтесь, она на самом деле ведьма.

Не думаю, что таким образом сумела его успокоить, но что еще я могла ему сказать? Тем не менее он перестал упираться и позволил ввести себя в дом.

Первое, на что я обратила внимание, войдя в дом к Анфисе, - это ароматный запах хорошего кофе.

- Присаживайтесь к столу. Я вам кофейку приготовила, - объяснила она наличие запаха, столь неуместного в крестьянской избе. В те времена кофе был исключительно городским напитком, впрочем, как и теперь.

На столе, покрытом скатертью, стояли вазочка с конфектами и печеньем, кофейник и две маленьких фарфоровых чашечки из того сервиза, которым я пользовалась в прошлый свой приезд в Лисицыно под видом дочери Павла Семеновича Натальи Павловны. Именно поэтому Анфиса назвала меня этим именем, хотя наверняка уже знала, что я не имею к нему никакого отношения.

Я с опаской оглянулась на большую беленую печь, занимавшую едва ли не половину комнаты, откуда в прошлый мой визит к Анфисе доносился могучий храп.

- Не волнуйтесь, - предупредила она мой вопрос, - кроме нас в избе никого нет. Я ведь одна живу. Да вы присаживайтесь, что же вы стоите?

Последний вопрос относился к Петру Анатольевичу, или сестре Манефе, уж и не знаю, как его назвать. В ту минуту он был олицетворением изумления - и только.