Продолжение следует

— Есть план, ваше преосвященство. Один человек — мы держим его в подвале уже много лет — готовит прекрасный настой. Почти без вкуса и совсем без запаха…

— А я что вам?..

— Вы не поняли, ваше преосвященство. Это не яд. Всего лишь снотворное.

* * *

«Илайя, это Ди. У нас всё готово. Казнь назначена на послезавтра»

«Да, я знаю»

«Может, забрать тебя сейчас? Пусть муляж посидит в камере»

Бесплотный шелестящий смех.

«Не надо. Завтра я хочу ещё разок побеседовать с этими гадами. Взглянуть в их мерзкие гляделки. Осталось прояснить всего пару вопросов. А ночью вы меня заберёте, ладно?»

«Как скажешь. У меня всё»

«Родная, это я»

«Здравствуй, милый. Я в порядке. Завтра ты увидишь свою здоровенную деваху с титьками»

«Слушай. Давай сейчас, а? У меня чего-то нехорошо на душе…»

«Ну вот, опять. Можно подумать, ты Великий грезящий. Всё будет нормально. Слушай, как всё-таки здорово! У меня же скоро снова будут крылья!»

Долгое молчание.

«Ладно. До завтра!»

«Спи спокойно. Я тоже сейчас лягу. А соломы-то натащили, ужас! Уважают…»

Дверь в камеру с лязгом открывается. Входит тюремный стражник, совсем молодой ещё. Заморыш заморышем.

— Ваш ужин, госпожа.

Он ставит на грубо сколоченный стол кувшин с водой, поверх большую лепёшку. Поверх кладёт горсть изюму, пару куриных яиц.

— Спасибо тебе, малыш. Скорлупу я спрячу.

— В тот раз у меня старший назиратель всё отнял, госпожа. А нынче я в соломе спрятал, а сейчас достал.

Жанна рассмеялась.

— Ещё раз тебе спасибо. Больше не беспокойся. Завтра обойдусь лепёшкой, и всё. Больше ты меня не увидишь, малыш.

Парнишка вдруг зашмыгал носом.

— Ну, ну. Всё будет хорошо, малыш. Не надо. Иди уже, ну!

Дверь за парнишкой закрывается. Жанна подходит к столу, садится. Отламывает край лепёшки, жуёт, морщится. Тюремный хлеб — гадость. Она разбивает яйцо, сваренное вкрутую, жуёт. Потом второе. Скорлупу сгребает со стола, ссыпает в крысиную нору в углу. Наливает воды в глиняную кружку, пьёт и морщится. Даже вода тут отдаёт какой-то дрянью…

* * *

Красные, зелёные, коричневые пятна переплетаются, извиваются, танцуют свой таинственный танец, исполненный скрытого смысла. Какого смысла? Как разламывается голова… и во рту пересохло, как в пустынном колодце…

— Вставай, ведьма! — голос плывёт, дробится. Жанна с огромным трудом разлепляет глаза. Её уже связывают. Зачем?

— Э, да она совсем… Бери её под мышки! Потащили!

Всё видится, как сквозь текучую воду, расплывчато и нечётко. Куда тащат?

Сознание возвращается вместе с солнечным светом, бьющим в глаза. Большая поленница дров с торчащим посередине столбом. Вот оно что… Уже утро. Казнь перенесли на сегодня.

Жанна изо всех сил пытается сосредоточиться, вынырнуть из вязкой текучей воды. Ни о каком гипнозе, тем более бессловесном внушении в таком состоянии нечего и думать. Главное — суметь вызвать помощь.

«Уин! Уин!! Уин!!!»

«Да, родная. Что? Что?!! Держись, мы летим. Держись, слышишь?!!»

Жанну уже привязывают к столбу. Ноги не держат… Ничего… Планетарный катер летает быстро… Каких-то четверть часа…

Что-то бубнит монах в чёрном. Чего бубнит?

Ветер бросил ей в лицо клуб едкого дыма, и Жанна закашлялась. Языки пламени вздымаются выше и выше, закрывают обзор. Больно… Как больно…

* * *

«Это я виноват. Я координатор»

«Да. Ты виноват, Победивший бурю. Ты не должен больше работать тут. А я не должен жить»

«Не надо, Уин»

«Надо, Ди. Это была моя жена. Я должен был спасти её»

«Она взрослый ангел»

«Она была моя жена. Я мог сделать всё, что угодно. Я мог уговорить её. Я мог убедить. Я мог устроить скандал и сорвать операцию. Я мог перебить их всех. Я мог… Я не сделал. Мне надо умереть»

«Послушай, Уин…»

«Ты не понял. Это мне надо»

Все сидящие подавленно молчат. И только на лице бесполезного муляжа застыла тихая, умиротворённая улыбка.

* * *

— Ау, любимый! Ну вот я и дома!

Ирочка, стоящая в проёме комнаты, разом осекается, встретив мой взгляд.

— Почему?.. — голос не слушается меня, и я перехожу на мысль. «Почему их не убили?»

Моя жена медленно подходит ко мне. Прижимается. Я судорожно глажу её.

«Так почему их не убили? Епископа Кашона и всю эту банду?»

«Ему не дали. Понимаешь, ему не дали этого сделать. Уину не дали возможности отомстить за свою жену»

Ирочка смотрит на меня огромными сухими глазами. Я уже заметил за ней — она легко начинает всхлипывать из-за пустяков, но в иных случаях становится твёрже алмаза…

«Расчёт на прогностической машине показал — убийство этих… поставило бы их на одну доску с Жанной. Церковные власти сделали бы из них великомучеников»

«Мнение прогностической машины для вас важнее справедливости?»

«Ты не понимаешь… Отдалённые последствия были бы ужасны. Костры инквизиции горели бы в Европе ещё добрых четыреста лет»

«Я не понимаю. Зло следует карать. Убийц следует убивать. Меня бы никто не остановил»

Она гладит меня по лицу.