Резкая боль пронзает крыло. Пахнет палёным, в воздухе порхают обгорелые перья. А на месте робота неглубокая воронка, наполненная всё теми же останками, белым мясом и костями. Двести «же» вобьют в могилу кого угодно…
— Вот спасибо тебе, Эйю, — от обиды я даже забыл о почтении к начальству. — Как я теперь жене покажусь? — я рассматриваю куцее крыло с торчащими шпеньками маховых перьев. А больно-то как…
— Спокойно, Ди. Голова цела, а перья отрастут, — инструктор доволен мной, и нимало не тронут моими переживаниями. — Как ты допёр включить гравибой? Почему не использовал поражатель? Встань ровно и отвечай!
— Так точно, — чувство дисциплины берёт верх, я встаю «смирно», только слегка оттопырив саднящее обожжённое крыло. — Значит, так… При ударе в двести «же» у этого… — я киваю на яму, — разом опустились руки, и разрядник выпал из пальцев. А поражатель порвал бы его, конечно, но и я уже был бы располовинен.
— Вот, учитесь у коллеги из смежной конторы, — Эйю кивает на меня. — Нестандартное решение в нестандартной ситуации, причём мгновенное. А то расслабились, привыкли бить беззащитных!..
И ни капли раскаяния я не вижу в его глазах.
«А ты как хотел, Ди? Здесь готовят бойцов. Если хочешь просто размяться, поиграть и пощекотать нервы — это не ко мне, иди на имитатор. Возможно, когда-нибудь ты вспомнишь меня добрым словом»
— Ладно, ты своё на сегодня получил, — инструктор переходит на голос. — Сейчас отправляйся в медпункт и далее в свою контору. Свободен! Следующий!
Я топаю по густой, как английский газон, и твёрдой, как проволока, травке. Мы занимались на краю полигона, поляна которого упирается в чащу леса, будто стеной стоящему на моём пути. И тропок тут нет, в этом лесу. Хорошо, что на ногах моих крепкие перчатки, иначе изнеженным подошвам моих ступнёй, отвыкших от длительной ходьбы, пришлось бы туго. До медпункта метров пятьсот, но я уже так привык летать, что это расстояние мне кажется непреодолимым. Можно ведь было кокон вызвать, пару минут я бы подождал…
«Не везде можно вызвать кокон, Ди. Ноги тоже нужно уметь использовать. Подлечишься — милости прошу, ещё что-нибудь придумаем. До свидания!»
Ещё и подслушивает… Я точно знаю, что коровы не летают. А вот свиньи, выходит, могут…
— Ай-яй-яй, как нехорошо вышло… — Биан серьёзно расстроен. — Ну-ка, повернись…
Я поворачиваюсь, раскрываю своё опалённое крыло, уже политое регенерирующим составом. Боль от ожога утихла, но крыло, до локтевого сгиба опалённое, лишённое перьев, выглядит жалким синюшным отростком. Такие я тут видел только у трёх-четырёхлетних малышей, ещё неоперившихся.
— Шеф, я предупреждал — он сырой ещё, — подаёт голос Уот. — Чего теперь?
— Да, это суток на тридцать. Ладно, давай домой. Жена сейчас дома? Вот обрадуется…
«Ира, Ир…»
«Ау, любимый? Что случилось?»
«Ты дома?»
«Дома, дома. Не заговаривай мне зубы! Что?»
«Да пустяки, правда. Слушай, лифт же у нас ходит прямо на крышу?»
Секундное молчание.
«Ты не можешь летать?»
«Временно стал нелетучим. Сама увидишь, ничего страшного, правда, только перья…»
«Вот я твоему шефу лично перья повыдеру!» — я ощущаю, как Ирочка расстроена и здорово разозлена. — «Чтоб знал, как калечить чужих мужей!»
«Да при чём тут он? Это на полигоне, учебный робот…»
«Я и этому инструктору перья повыдеру! И учебному роботу тоже!»
— … Нет, Рома, что ты! Этот разрядник — только учебная копия. Настоящий прожёг бы тебя насквозь за долю секунды. Этим варварским оружием пользуются «зелёные», у нас другие методы.
Ирочка осматривает сетку ограждения, которой теперь затянуты входные проёмы в нашем жилище. Такую сетку ставят всегда, если дома есть нелетучие дети. Я пытался возражать, но жена была непреклонна.
Ирочка вдруг фыркает.
— Ничего, Рома. Всё и так шло к сетке.
— Не понял…
— Чего ты не понял?
Я смотрю в её глазищи. Смотрю и боюсь ошибиться.
— Нет, погоди… Не врёшь?
Она мягко смеётся, переходит на мысль.
«А разве это возможно?»
И только тут меня захлёстывает дикая, необузданная радость.
— М-м-м… Рома…
Я глажу её, ласкаю жадно, как в первый раз. Опять, как в первый раз. Всегда, как в первый раз. И она сама ласкает себя моими руками…
«Я люблю тебя…» — чья это мысль, моя или её? Какая разница. Это наша общая мысль.
— М-м-м… Ещё!
Да, да, конечно. Потому что скоро наступит перерыв. Долгий, долгий перерыв…
«Да, Рома. Ещё месяца полтора — и всё… Ты расстроен?»
«Нет. Нет, я не расстроен. Для такого дела я потерплю, не пикну»
Вот интересно, почему в это время голосом говорить совершенно невозможно, а мысли идут себе?
Взрыв в голове!.. И всю Вселенную заполняют её глаза. Моя жена. Моя любовь. Моя…
«Спи, Рома. И спасибо тебе»
«За что?»
«За то, что ты есть. За любовь» — я ощущаю на своих губах лёгкий, щекочущий поцелуй. Будто пёрышком…
Всё тихо в доме. Спит моя жена, моя Ирочка, моя Летящая под дождём, уткнувшись в моё плечо и накрыв нас обоих распущенными крыльями. Дышит легко и ровно.
Спит на своём излюбленном насесте Нечаянная радость. Переваривает сытный ужин. Много ли надо зверюшке для полного счастья?