Продолжение следует

Мне снилось так – толкнешься и летишь.

Зачем мне эта ясная услада,

Зачем мне эта праздничная тишь?

Звонят колокола небесных сводов,

Яснеет праздничная высота.

Звоните мне о сумрачной свободе,

Что поутру уходит мой этап.

***

Не клонитесь и не ропщите,

О деревья моей юдоли -

Беззащитной лесозащитной

Полосы на опытном поле.

Так прозрачны и призрачны рощи

Богом проклятой целины.

Вы теперь и горше, и проще,

Чем во дни, когда вы зелены,

Чем во дни, когда здесь пестрели

На шуршащей осенней земле

Тени-шпалы и тропы-рельсы,

На которые должно лечь.

Стук колес до меня доносится,

Приближающийся к черте,

До которой простерло солнце

Беззащитную мою тень.

***

Дни катятся во тьму, и праздник-безобразник

Меня, как волка, обложил флажками.

Как чужд теплу задумавшийся камень,

Как ненадежен лед на лужах поутру.

Мне нужно пережить ущербную пору.

Не время петь, а надобно терпеть,

А время перечесть всё, что взаправду есть,

И чаще повторять, как заклинанье:

Да с нами не умрет поэтов хрупкий род,

Да урожай времен умножен будет нами.

***

Приглашение на казнь

Когда мне прикажут лечь и место укажут,

я было примерюсь, но встану и громко скажу,

что не верю обману.

Я объявлю несуществующим то торжествующее,

что обстало меня,

и вдруг - вокруг меня в воздухе лица повисли,

кулисы растаяли, вместо криков лишь воздух дрожит,

а мне можно дальше жить.

***

Рассеянного света и привета

Дни первые зимы полны, и мы полны.

Мне в деятельном мире не живется -

Всё, что окрест, с душой моей вразрез.

Убежища прошу - на первую порошу

Движеньем дарственным кинь теплой горсть земли,

И снов хороших для меня моли,

И тишины проси мне царственной у первых дней зимы.

Рассеянного света и привета

Дни первые зимы полны, и мы полны.

***

Белая, белая, как закружила!

Будто всей жизни терпкая сила

В вихре сошлась и между домами плоскими свищет -

ай, взыщет с нас известно за что!

Остервенело с газетой щиток

волочит - хочет порвать в клочки,

и честные мусорные бачки катает.

Такая белая, будто светает

в темную ночь декабря.

***

Мои стихи подарены молчанью,

И я живу в разлуке с их звучаньем.

Но мне две вещи бог велел беречь -

Се жизнь моих детей и се живая речь.

Никто не сглазь две этих хрупких вещи.

Хвала безвестности, что сердце не трепещет -

Ужо проснусь, тяжелым сном уверена,

Что из сосуда моего ушла вода

И что в Австралии под редкой тенью дерева

Колдун отпел мой стихотворный дар.

***

Дерево легким вздохом

В нише земли затоптанной

Между сухим асфальтом

Выросло и шумит.

Я рано встаю и, старую распрю забыв, в учреждение еду -

Странствующий материк, оно от жилья моего отъезжает всё дальше и дальше

По мере того, как осмысленность в нем я пытаюсь найти -

Делать усилия в том направлении, чтобы кризис ресурсов отсрочить,

Если не гниль овощную на базе перебирать

И не играть по учебной тревоге в эвакуацию – после ночью не спать,

Чтоб среди глав государств сокращения штатов, храни господь, не случилось,

А потому устаю и стихов не пишу, да простят мне поэзии боги,

Легкие мои ноги да простят троллейбусов дрожь.

Рожь который год не родится на бедной нашей земле,

И давно, преломленный без чуда, скуден хлеб на нашем столе.

Обескураженные неудачей социального эксперимента,

Заглядывают народы сквозь внушительный наш забор,

И взор их мало что кроме забора находит.

Летнее солнце заходит, и дерево тихо шумит,

Милый венок из слов на горячем лбу моем вянет.

Тянет пустыней, стынет московская глушь.

Глупое тонкое дерево

Всеми сердцами - листьями

К дальнему – пыльному солнцу

Тянется и шумит.

Неприкаянный и расхристанный, точно брошенное дитя,

Класс – гегемон в этот час из пивных тянет.

Ахти, моя голова зеленая,

Тонкая шея ствола.

***

Мои дети будут художники

Для невиданной красоты.

Проницает солнечный дождик

Городского дыма пласты.

Преломляются и раздваиваются

Лучи в стоячей пыли.

Путями лучей взвиваются

И мчатся вокруг земли

Заблудившиеся трамваи

И пьяные корабли.

Меня же любовно держат -

Стократ свободней любой -

Любовь и стихи и дети,

И, значит, трижды любовь.

Меня под куполом синим,

Где капли дождя свежи,

Любовно держит Россия

И растреклятая жизнь.

Сказано, как отрезано -

Вот твой предел отныне,

И прочие жребии презрены

В рассеянье и гордыне.

А мне эти путы нести без ропота -

Счастлив мой легкий бог.

По мне, пропади оно звонким пропадом -

Распутье других дорог.

***

Ты ли мне тихая родина –

Свет очарованных глаз.

Праздные весла уронены

На очарованный плес.

Я непечальная женщина

У всеначальной реки.

До слияния с отражением

Заглядевшиеся рыбаки.

Та ли мне тайная вера

В невероятный слух.

До растворения в ветре

Заслушавшийся пастух.

Я никуда не денусь

От твоего перста.

Домолчавшиеся до видений,

Дочитавшиеся до Христа.

***

Воркует на ветке голубь лесной,

Тихой иду женой.

Муж мой нежен, суров и хмур -

Северный свет ему брат.

Я кроткого лета краткий обряд

За долгую жизнь приму.

Я бледного неба люблю нищету

И жизни мужа тщету.

Я много дней дарю этой тщете,

Как болезням своих детей.

Я ничего не берусь утверждать,

Может быть, божья вся благодать

В этом молчанье вдвоем.

Неба светлого водоем,

Как заблужденье, глубок,

И всё воркует лесной голубок

Голосом нежности,

И мне моих замерзших не жаль стихов.