В доме Полины Самойловны немцы поставили рацию и поселили нескольких радистов. Еду разведчику нельзя было передать, потому что фашисты могли его обнаружить. Полина Самойловна послала еду со своей дочерью Мотей. Мотя отнесла еду и вернулась.
Разведчик прожил в яме два месяца.
Однажды фашисты начали выгонять жителей из села, потому что они строили в селе укрепления против советских войск. Полина Самойловна сообщила об этом солдату. Ночью он вышел из укрытия и послал дочь Полины Самойловны в разведку. Мотя вернулась и рассказала ему всё, что видела. Она провела разведчика мимо патрулей за село.
В плавнях разведчика схватили фашисты, но он сбежал от них, пересёк линию фронта и передал сведения советскому командованию. И ещё много раз ходил он в разведку.
Сейчас этот человек жив. Его зовут Николай Николаевич Сысоев. Он живёт в городе Фрунзе, а Полина Самойловна — в Каменско-Днепровском районе, в селе Первомайском.
H. Н. Сысоев переписывается с П. С. Василенко. В письмах он благодарил её за спасение и рассказал о дальнейших событиях, которые были в его жизни.
А Полина Самойловна — моя бабушка. И всё, о чём я написал, я узнал от ней самой и от моей мамы...»
Восьмиклассница большезнаменской школы № 6 Галина Стеценко посвятила своё сочинение матери: «В чёрном вдовьем платке, повязанном по самые брови, мать бежала вслед за сыном, уходившим в солдатском строю, и душила в себе рвущийся крик, из последних сил улыбалась ему помертвелыми губами, чтобы ободрить его, идущего на смертный бой...»
А десятиклассница Наталия Кошиская свои размышления на украинском языке связала с «найстаршим листоношею села» Миколой Яковлевичем Концуром, ибо из сумки почтальона тянутся нити во все концы Советской страны. А среди её односельчан есть и лётчики, и полярники, и мореплаватели... И желает Наташа того, чтобы почтальон всегда приносил людям радости, и никогда — печали. Родина начинается с отчего порога и простирается далеко-далеко. Вот почему написала Наташа о почтальоне... Родина глазами ребят!
Каждый раз, оказавшись на земле Каменской, я вспоминаю дни и ночи конца сорок третьего и начала сорок четвёртого. Вспоминаю мокрые снегопады и зимнюю распутицу. Вижу орудийные вспышки — наш новогодний салют. Проплывают передо мной дымы артподготовок. Бушуют бои, и падает на деревню Белозёрку взорвавшийся в воздухе штурмовой самолёт «ИЛ-2».
Кадры меняются... Танки дымят. Наши, подбитые немцами у Благовещенки семидесятки.
Дождь кропит. Стоит на оголённом бугре «девятка». Седьмой день стоит. Притаилась, замерла. Ждёт броне-атаки. Каждое утро начинается с того, что за грядой холмов тяжело гудят десятки танковых моторов. «Пойдут или не пойдут?»
А позади «девятки» — рвы и минные поля.
...Поднимают бойцы вверх автоматы, карабины, дают несколько залпов в воздух — хоронят командира батареи старшего лейтенанта Георгия Полтавцева.
Грязь, грязь, грязь... Тракторы, сцепленные поездом, еле волокут пушки.
Это в конце, а в начале была высота 95.4.
Я не сразу теперь нашёл её. И это не странно: пейзаж изменился. Раньше с одной стороны её был лес, плавни, с другой — поле. Теперь поле перерезал оросительный канал, а там, где были плавни, шумят волны Каховского моря. Море пришло к высоте, и она стоит почти на его берегу... Над нею чайки летают.
Над нею и над соседним курганом, на котором воздвигнут обелиск с надписью «Слава героям гражданской войны!».
Мне рассказали: в жестоком и неравном бою с врангелевцами здесь погибла большая часть 268-го стрелкового полка. В память о павших красноармейцах и поставлен здесь обелиск. Поставлен недавно. Прежде его не было.
Стоят, как братья, два старых скифских кургана, и на одном из них гремел бой в гражданскую, на другом — в Отечественную.
Здравствуй, курган!
Я пришёл тебе поклониться. Ты выстоял тогда вместе с нами, и мы не отдали тебя!
С тех пор всё вокруг изменилось. Нет по соседству старенькой ветряной мельницы, леса нет. Море рядом, канал. Один ты не изменился, старожил и ветеран. Сколько тебе уже? Две тысячи с половиной?
Нет, не всё должно меняться и уходить. Кто-то должен и остаться, чтобы помнить...
Ты помнишь?
Ну, конечно, помнишь. Следы тех боёв ещё остались на тебе. Мелкой-мелкой морщинкой стала траншея. Она бежит вниз, а там, внизу, две впадины — это места наших блиндажей.
Снова и снова проходит передо мной тот бой. Бьёт из карабина Головкин. Даёт длинные очереди из автомата Лиманский. Целится из парабеллума Земцов. Одна за другой летят гранаты из рук Чернова.