Продолжение следует, или Наказание неминуемо

— И чем же занимался в этом скучном городе мой любимый мужчина? — спросила Эва, аккуратно раскладывая у Александра на груди свои роскошные белокурые волосы, издающие тонкий аромат явно нездешних духов, — она прекрасно знала, как обожал он в такие вот интимные минуты гладить и расчесывать пальцами ее крупные локоны.

— А разве Ирина тебе не сказала? — в свою очередь лениво поинтересовался он, имея в подтексте незаданный вопрос: а о чем вы вообще трепались с Иркой.

— Нет, — словно зазвонил тонкий «колокольчик» голоса Эвы, — мы обе были… дипломаты, да? — «Колокольчик» продолжал звонить.

«Ну что ж, во всяком случае, Ирка — не дура… У нее хватает такта…»

— Неприятное дело, дорогая моя… Есть такие нехорошие парни, их зовут скинхедами, может, слышала…

— Даже видела. Они не оставляют приятного впечатления, да?

— Уж это точно подмечено… В общем, здесь недавно убили одного иностранца. Важного. Решили возбудить политическое дело. Надо было разобраться и дать верную оценку.

— И ты это сделал, мой любимый, так? — с готовностью подхватила Эва.

— Именно так, — довольно ухмыльнулся он. — Не я один, конечно, товарищи вместе со мной работали.

— Я знаю, ты тактичный, — поощрительно улыбнулась она. — Делаешь сам, а других хвалишь. В тебя стреляют, а ты, мой герой, говоришь: пустяки. О, мадонна, как это похоже!..

— На что? — машинально спросил он, накручивая локон на палец.

— Папа… Он бы меня совсем не понял. Я не говорила. Он был этот… Вы зовете националист. Он любил старую Латвию и не хотел новой.

— С немцами, что ль? — не придал значения Турецкий.

— Нет. Я не так сказала. Он свастику тоже не любил. Как любят ее ваши скинхеды, да? Он хотел старый порядок. Президент, сейм… А ваши тогда не хотели. Они никогда не хотели.

— А я правда не знал. Значит, ты дочь невинно репрессированного?

— Наверно, невинный — не совсем так. Он же не любил русских. И мне бы не разрешил.

Вот как?.. Турецкий задумался. Ну а по правде говоря, что он знал об Эве? О ее семье, прошлом? О ее родителях? Да ничего толком не знал. Раньше, встречаясь, они торопились делать то, к чему оба непосредственно и стремились, а если разговаривали, то разве что о тех вещах или событиях, которые непосредственно касались их лично. Кажется, однажды у нее промелькнуло, что отца давно нет, а мама занимается какими-то швейными делами — то ли модная закройщица, то ли обычная портниха. Ну хорошо, и что это меняет теперь? Пострадал, надо понимать, отец за дело. Раз сама дочь сомневается в его невинности.

— А зачем теперь ворошить старое? — сказал он. — Латвия — свободная, самостоятельная страна, мы друг для друга иностранцы, и, скажу тебе откровенно, мне даже какую-то остроту в наших с тобой отношениях придает такая ситуация. А тебе?

— Я люблю с тобой, — просто сказала она.

— И со мной? — почему-то шутливо сорвалось у него с языка.

— Ты хочешь думать, что и с другими — тоже? — Эва серьезными глазами уставилась на него. — Но я так не скажу! И тех, которые у нас тоже ходят со свастикой, я так же ненавижу, как ты — ваших.

— Девочка моя, — целуя Эву, сказал Александр, — а зачем нам обсуждать каких-то скинхедов? Разве более приятных дел больше нет? Или ты устала и тебе надо отдохнуть? Кажется, мы темп взяли немного слишком, нет?..

— Я тебя берегу. Ты был ранен, я узнала. Но, как ты обычно говоришь, шкура целая, да? Это хорошо, ты мне нужен целый. А про отца я вспомнила потому, что если бы он сегодня жил, ему бы вернули его прошлые заслуги. Но он все равно был бы лучше, чем скинхеды.

— А он что, с «зелеными братьями» был связан? Или как там они у вас назывались тогда?

— Наверно. Но ты не сердишься?.. На меня. Что я не говорила.

— Слушай, маленькая моя, да какая теперь разница? У вас и сегодня полно тех, кто нас, ну, русских, ненавидит. Но лично у меня в Латвии врагов нет, зато есть много хороших друзей. И никто из нас никогда не тычет друг в друга пальцем. Мало ли что бывало в прошлом?

— Так, но ведь мы всегда хотели только свободы для своей страны, не больше.

— Ну, вот и добились, молодцы. А мы и не сильно, насколько я помню, возражали. А с твоим отцом, будь он сегодня живой, мы могли бы даже подружиться. Разве не так?

— Наверно… — как-то уклончиво ответила Эва и снова положила голову ему на грудь, под его мерно ласкающие ее волосы пальцы.

Ей это очень нравилось, даже легкая дрожь, чувствовал он, пробегала по ее обнаженной, атласно-белокожей спине. Невероятно томительное ощущение наплывающей волны желания. Но следующая произнесенная ею фраза была подобна препятствию искусственного свойства, о которое вдруг разбилась вкрадчиво подбиравшаяся волна.

— Тобой недавно очень интересовался плохо известный мне мужчина. Он мне напомнил, что хорошо знал моего отца. И я его, кажется, давно видела. У папы. Но забыла, как зовут, а он сказал: зови просто — Анатоль.

«Вот откуда ассоциации», — подумал Александр. А имя Анатоль ему решительно ни о чем не говорило.

— Но кто он все-таки? И что ему было надо конкретно от тебя?