Продолжим наши игры+Кандибобер

Итак, с тех пор, как Наталья Михайловна призналась своему мужу Вадиму Кузьмичу в том, что он ей нравится похудевшим, прошло полтора года. И все это время не было у Автора возможности продолжить повествование о злоключениях Анфертьева. Грустно столь надолго расставаться с героем, далеко тебе не безразличным, но что делать, ребята, что делать! Текучка, текучка, текучка. Проваливаются в какую-то прорву дни, недели, месяцы, годы, проносятся грузовыми составами только грохот от них, вздрагивающая под ногами земля, только ветер от них, и пыль, и запах уносящейся массы. И тишина. Не успеешь понять и постичь эту тишину, как снова перекрыт шлагбаум, и снова несется грузовой состав с машинами и песком, щебнем, бетонными блоками, танками и ракетами, туристами, школьниками, пенсионерами. Несутся составы, вздрагивает земля, звенят провода, наполненные электричеством, прогибаются рельсы… А ведь это годы твои несутся, и ничто их не остановит, ничто не вернет, не замедлит их хода.

В общем, как бы там ни было — полтора года прошло, а девушка Марина в красном развевающемся платье… Стоп. Сейчас осень, падают листья, льет дождь, в окно видно болтающееся на балконах мокрое белье — похоже, оно никогда не просохнет. Аэропорт Внуково закрыт из-за низкой облачности, в небе тишина, через пустырь бредет человек в черном длинном пальто и с зонтиком, рядом с ним большая мокрая собака, а у соседнего дома сидит белый кот с желтыми презрительными глазами. И вот в такую погоду Автор делает третью попытку закончить правдивое повествование о заводском фотографе Анфертьеве, с которым он так щедро делится своими мыслями, друзьями, чуть было даже не отдал ему и девушку Марину в красном платье. Лишь в последний момент спохватился и оставил ее себе.

Закончить эту работу будет непросто, и Автор прекрасно это знает. Снова за спиной появилась литературная дама с поджатыми губами, бдительно прищуренными глазами и алыми ногтями на концах пальцев. От нее несло валидолом и средством для растирки суставов, от нее несло смутной угрозой, дама была мстительна и бездарна. Она никого не любила, но молчала об этом. Она не любила Автора и гордилась этим. Но тут все ясно — уж больно подозрительный тип этот Анфертьев, да и дело затеял нехорошее. Не об этом надо писать, не к этому призывать подрастающее поколение. И даже то, что Автор не корит своего героя, не выискивает в глубинах его подсознания зловещие и сугубо отрицательные качества, говорит не в его пользу, а если уж назвать вещи своими именами — разоблачает Автора и его лукавые попытки оправдать Анфертьева.

Дама ушла, но остался после нее в комнате запах валидола и суставной мази. И осталось в воздухе ощущение непроизнесенной угрозы. И Автор дрогнул. Черт его знает, как оно обернется, подумал он и решил пригласить Анфертьева и попытаться отговорить от задуманного. Анфертьев вошел в дом и, не раздеваясь, не стряхивая воды с плаща и намокших волос, присел на подоконник. Он выглядел похудевшим и каким-то ожесточенным. В свете пылающих за окном кленов его лицо могло показаться прекрасным, если бы не издерганность и какая-то затравленность.

«Скоро закончатся твои приключения, твое ожидание, все закончится», — начал Автор.

«Скорей бы… У меня уже почти три года все готово. То я торчал в этой идиотской приемной Подчуфарина, то в кровати провалялся… Не могу больше».

«Может, откажешься?»

«Нет. Мне нечем будет заполнить пустоту в душе. Понимаешь, пустота и холод. Если откажусь, вообще станет невмоготу».

«А любовь? Ведь у тебя есть достойный выход, неужели любовь прекрасной женщины, правда с незавидной должностью, не заполнила…»

«Нет… Любовь тоже оказалась привязанной к Сейфу. Представь себе человека, который всю жизнь готовился к космическим полетам, прошел все многолетние тренировки, подготовки, отказавшись ради будущего полета от всех радостей жизни, а однажды ему говорят, что полет отменяется, возраст, дескать, вышел… Нет-нет, я пойду».

«Но это нехорошо…»

«Не надо! Я все знаю. Объяснения только раздражают. Никого еще проповеди не спасли от греха. Более того, возникает желание поступить наоборот, пойти поперек… Я не смогу уважать себя, если не совершу этого».

«А если совершишь — будешь уважать?»

«Но я уже покатился с горы и не хочу останавливаться. Я уже выпил одну рюмку, а вторая стоит наполненная. Этот проклятый Сейф не дает мне жить, спать, я не могу ничего делать, я думаю только о нем».

«Хорошо. Будем брать».

«Когда?!»

«Скоро. Дождемся, когда зарплата совпадет с квартальной премией, и… И с богом. Только предупреждаю — счастья не будет».

«Там разберемся».

«Ты будешь разочарован».

«Авось!»

«Тебе будет тяжелее, чем сейчас».

«Пусть!» — Анфертьев был непреклонен.

«Возможны последствия, о которых ты не думаешь, возможны неожиданности, вернее, они будут обязательно. Дело в том, что… Ладно, скажу… Ты исчезнешь. Тебя не будет. Вместо тебя возникнет другой человек, внешне похожий. Некоторые даже не заметят, что это уже не ты, и будут принимать тебя за прежнего Анфертьева…»

«Ну и черт с ним!»