Продрогшие созвездия

Суд долгий, приговор короткий,

Судьбы кровавый перелом.

Который раз на осень глядя,

И перепутав явь и сны,

Одно прошу я, Бога ради,

У бедственной моей страны:

Ни воздаяния за годы

Пропащие, ни мести злу,

А чтобы первый луч свободы

Прорезал вековую мглу.

Но чтоб взаправду это было,

Не как сейчас — от сих до сих,

И встал бы над моей могилой

Мой репрессированный стих.

1988

«Всё кончено ещё тогда…»

Всё кончено ещё тогда,

Давным-давно.

Поди осколки

Те собери… Пришла беда,

За нею сплетни, кривотолки,

Но всё как чья-то тень, фантом,

Жизнь после смерти.

Что сегодня

Мне этот жадный шум о том,

За что я сгинул в преисподней?

И распродажа по частям

Той боли?

Каждый хлыщ проворный

Кричит: «И я! Моим вестям

Внимайте, люди!»

И покорно

Внимают. Господи, спаси!

И не унять невольной дрожи…

Нас распинали на Руси

Для этого? О Боже, Боже!

1989

«Полжизни или, может быть, две трети…»

Полжизни или, может быть, две трети,

Или конец? Всё в Господа руке.

Мне столько суждено на белом свете,

Как муравью на сморщенном листке.

Но он-то делом занят, а не счётом,

Сознаньем смутным не обременён

И не обязан никому отчётом,

А только Богу. В этом счастлив он.

А я всем недоволен, всем измаян,

Чего хочу, и в слово не вложу,

Среди российских северных окраин

Сырой холодной осенью брожу.

А лужи всё темней, всё безнадежней

Взывает зябкий ветер на лету,

И муравей ползёт с отвагой прежней

По сморщенному жёлтому листу.

1984

«Времени песок шершавый…»

Времени песок шершавый

Засыпает без конца

И великие державы,

И на кладбище отца.

Но живущий забывает,

Что туда же канет он,

И в руках пересыпает

Дней минувших Вавилон.

1982

«С годами теченье времени я чувствую, как пламя…»

С годами

Теченье времени я чувствую, как пламя,

Сжигающее слепо день за днём.

Да что там я? Империи сгорали,

Лишь изредка увидим в дальней дали

Тот отсвет, бывший некогда огнём.

Но я ещё хожу под небосводом,

И плоть ещё не сгинула пока,

А пламя всё жесточе с каждым годом

И бездна сумрачная так близка!

Когда сегодняшние Карфагены

Сгорят, и Рим сегодняшний падёт —

В огне последнем огненной Геенны

Что уцелеет? Знать бы наперёд…

Строка стихов? Компьютера решенье?

Бухгалтерские пыльные счета?

Иль ничего… Молчанье и забвенье.

Лишь тьма земли и неба пустота…

1984

«В полёте чаек, чаек, чаек…»

В полёте чаек, чаек, чаек

Всё громче крик, всё плач слышней,

То ввысь уносит невзначай их,

То вдаль швырнув, кружит над ней.

И древней завистью к полёту

(О, снов крылатых тайный зов)

Душа дрожит, забыв заботу

Лишь твердь весь век твердить с азов.

1981

«Всё вытерплю — напасти и тоску…»

Всё вытерплю — напасти и тоску,

Лишь рассказать бы белому листку,

Как изморозь одела ветки эти,

Как тишина лесная глубока —

Пока ещё живу на белом свете.

Пока томлюсь, мытарствую пока.

1985

«Уже рассвета холод отступал…»

Уже рассвета холод отступал,

А ночь ещё замедленно бледнела.

Я просыпался, снова засыпал

И снова просыпался то и дело.

И вдруг в полумгновенье полусна

Я лес увидел. В небе звёзды стыли.

Мы шли с отцом. Темнела тишина.

Уж десять лет прошло, как он в могиле.

И счастливы, что встретиться пришлось,

Мы крепко обнялись.

Мне показалось,

Как будто вспять пошла земная ось,

И смерти нет, а есть любовь и жалость.

Но всё темнее становился лес,

Всё сумрачней смотрел и безысходней,

И вдруг отца не стало. Он исчез…

Вернулся снова в темень преисподней.

А мне осталась памяти тоска

И горькая надежда, что придётся

Нам встретиться, когда меня доска

Укроет, надо мной земля сомкнётся.

1989

«Душа сама себе пророчица…»

Душа сама себе пророчица,

И страшно голос ей найти —

Поёт такое, что не хочется

И слышать. Господи, прости

И упаси.

Зима готовится,

Похрустывают луж края,

Пустынней всё, темней становится,

И всё тревожней дрожь ручья.

Ворона с дерева срывается

И машет крыльями спеша,

В себя всё глубже зарывается,

Клубится небо.

А душа…

Что делать ей? Сосредоточиться

На чём? Себя не обмануть…

Она сама себе пророчица.

Призванье в том её и суть.

1982

«Подкрепи мои силы вином…»

Подкрепи мои силы вином.

Освежи, услади виноградом.

За широким и тёмным окном

Зимний день шелестит снегопадом.

Но забыто вино и окно,

И времён вековые приметы

В тайный миг, когда двое — одно,

Только это и есть, только это.

И о чём бы ни пели века,

И куда б ни влекли крутоверти,

Никогда не умолкнет строка

О любви, не боящейся смерти.

1983

«Уже зимы подходит середина…»

Уже зимы подходит середина,

Деревья все успели облететь.

Ручей застыл — заснеженная льдина.

Лишь медленных следов вороньих сеть.

Но кое-где вода бежит, трепещет,

Туда-сюда гоняет облака,

Как будто бы бросает чёт и нечет

Таинственная тёмная рука.

Так и в судьбе, где страх жесток и тёмен,

Но вновь надежда светит и дрожит,

Как между льдистых, сумрачных разломин

Вода ещё живая ворожит,

Бурлит, шуршит, играет с небом в прятки,

По камням дна проносит синеву —

Всё вечно в ней — загадки и разгадки,

Надеюсь на неё, пока живу.

1982