– Всем этим управляет и занимается не он, а Кейси. Но он, чтоб его, и ей мозги промыл. Я должен быть честен с тобой, Ло: когда я говорил об украденных деньгах, об исповеди в качестве залога, о длящихся всю ночь собраниях и об… истязаниях, – умолкает Роб и закрывает глаза, – я говорил о Льве. Проект «Единство» был моей семьей, его члены – прекрасные люди. Они просто хотят делать что-то хорошее на этой сраной земле.
– Но если все настолько плохо, как ты описал, почему они не уходят?
Роб замирает и очень долго молчит. Потом отворачивается от окна, пересекает кухню, словно собираясь уйти, и разворачивается ко мне. Вздыхает. И задирает рубашку.
Отец Майкл морщится, должно быть, видит это не впервые. Я же отшатываюсь, прижав ладонь ко рту. Лев предупреждал меня, но я все равно оказалась не готова. Шрамы на теле Роба – грубая имитация шрамов Льва: ожоги от сигарет, изуродованная кожа – сильно травмированная, почти бордовая. Раны не свежие, но такое ощущение, что тело не принимает их, пытается отторгнуть подобное надругательство над ним.
Я потрясенно смотрю на него. Горло перехватило до невозможности сглотнуть.
– Лев очищает водой, а наказывает огнем. Если ты согрешил, пошатнулся в вере или совершил, по его мнению, какую-то ошибку, тебя следует наказать. Если Лев решит, что ты не выучил урока, то он заставит тебя пройти путем своей веры.
Роб опускает рубашку, но я не чувствую облегчения, поскольку показанное мне отпечаталось в мозгу.
– Ибо кого любит Господь, того наказывает…[36]
– Ты сам это сделал с собой…
Я не успеваю закончить – Роб подается ко мне, и его лицо, взбешенное, оказывается рядом с моим. Я вздрагиваю.
– Роб, – предостерегает священник.
– Нет, – говорит тот всего одно слово, прежде чем отойти.
– Никто бы… никто бы не остался там и не стал терпеть…
– Да что ты?! – Роб резко разворачивается. – Я ведь остался. И проходил через это снова и снова. И не только я. Ты приходишь в Проект, в его мир, и он любит тебя, и бог любит тебя, и продолжает любить тебя, даже если ты сам себя не любишь. Что это, – показывает он на свой живот, – в обмен на его любовь, Ло? Ничто. И каждый раз, начав сомневаться, я смотрел на тех, кого Лев скручивал и жег, и знаешь, что слышал от них, когда пытка заканчивалась?
– Что?
– «Спасибо, Лев». Когда ты видишь свою семью, своих друзей, всем сердцем благодарящих за это, невольно думаешь: а может, это ты неправильный? Может, тебя просто недостаточно жгли?
Роб плачет, зарывшись лицом в ладони. Отец Майкл встает и подходит к нему, крепко сжимает его плечо, показывая, что он не один. Меня мутит.
Наконец Роб опускает руки, его заплаканное лицо раскраснелось.
– И несмотря на это, ты меняешь жизни людей, ты занимаешься благим делом и делаешь этот мир чуточку лучше. Ты видишь, как он становится чуточку лучше. С этим не поспоришь. А знаешь, что Лев обещает после? Царство Небесное. Обещает, что грешники сгорят и на земле останется только «Единство». Я не хотел быть брошенным. Меня бросали всю мою жизнь, поэтому я оставался, поэтому они все остаются.
– Когда ты понял, что хочешь уйти? – дрожащим голосом спрашиваю я.
– Я увидел истинного Льва, когда он жег меня в первый раз. Я знаю абьюзеров. Знаю их настоящее лицо. Лев не смог скрыть его, причиняя мне боль. И я увидел его… И поняв, кто он такой… все равно остался.
– Я не… – утыкаюсь лицом в ладони. – Он бы не… Лев бы не сделал подобного. Только не после того, что делала с ним его мать.
– А она что-то делала с ним? – спрашивает Роб, и я в ужасе опускаю руки. – Ты в курсе, что его мать сгорела в пожаре? И так случилось, что как раз в это время Лев был в Индиане.
Я смотрю на отца Майкла, перевожу взгляд на Роба.
– Да вы шутите, что ли?
– Стоит усомниться в чем-то одном, – отвечает отец Майкл, – как усомнишься и во всем остальном.
Я поворачиваюсь к Робу.
– Ты знаешь, кто я. Слышал обо мне.
– Мы все о тебе слышали, Ло.
– Тогда знаешь, что он спас мне жизнь.
– Думаешь, доктора не имеют к этому никакого отношения? Ты была в больнице. В больницах и должны спасать жизни людей.
– Они сказали, что я умирала, но пришел Лев…
– Ты была юной, боролась за жизнь…
– Я была избранной!
И Роб, и священник смотрят на меня с жалостью, как на нечто трагическое. Мне не нужна их жалость, я не трагический герой.
Только один человек в моей жизни не смотрит на меня так.
– Мне очень жаль, Ло, – произносит Роб. – Я знаю, как много значит это чувство.
Голова трещит. Ее переполняет миллион вопросов, которые я боюсь задать, а потому держу рот закрытым. Я сажусь на опустевший стул отца Майкла.
– Идти против «Единства» нельзя. После моего ухода за мной следили. Мне всячески пытались испортить жизнь, чтобы заставить вернуться. Я обратился к отцу Майклу. Он дал мне прибежище, и Проект надолго потерял меня из виду. Я смог обрести под ногами землю и медленно, но верно выстроил свою жизнь заново. А потом… – Роб глядит мне в глаза. – Однажды в прошлом году появилась Би.
2017