Проект «Аве Мария»

Рокки и я вплываем в командный отсек. Он наблюдает из своего пузыря, а я пристегиваюсь к пилотскому креслу. Я смотрю на экран, куда поступает видеопоток с наружной камеры, и глупо улыбаюсь. Я рядом с другой планетой! И с чего я так обрадовался? Вообще-то, я уже несколько недель в другой звездной системе. И все-таки меня охватывает ощущение мистического таинства. Тау Кита во многом похожа на наше Солнце. Столь же яркая, к ней нельзя приближаться, и даже спектр излучения в целом такой же. Зато прибытие на другую планету почему-то вызывает целую бурю эмоций.

Под нами проплывают окутывающие Эдриан перистые облака. Точнее, перистые облака еле движутся, а мы проносимся над ними. Гравитация Эдриана превышает земную, поэтому наша орбитальная скорость чуть выше 12 километров в секунду — гораздо больше, чем необходимо для полета по околоземной орбите.

Бледно-зеленая планета, которую я рассматривал на протяжении одиннадцати дней, теперь, когда мы к ней приблизились, предстала во всей красе. Эдриан не просто зеленый. Его опоясывают светлые и насыщенно-изумрудные полосы. Примерно, как у Юпитера или Сатурна. Но, в отличие от этих двух газовых гигантов, Эдриан — каменистая планета. Благодаря наблюдениям Рокки я знаю ее радиус и массу, а следовательно, и плотность. Планета с такой высокой плотностью вряд ли окажется газовой. Там, внизу, твердая поверхность, просто ее не видно за облаками.

Черт, я бы все отдал за посадочный модуль! Хотя на самом деле ничем хорошим посадка бы не закончилась. Атмосфера Эдриана раздавила бы меня насмерть. Это все равно, что высадиться на Венере. Или на Эрид. В таком случае, жаль, что у Рокки нет посадочного модуля. Он бы наверняка выдержал местное атмосферное давление.

Кстати, о Рокки. Сидя в своем наблюдательном пузыре в командном отсеке, эридианец настраивает загадочное устройство, смахивающее на пистолет. А раз космическую войну мы не объявляли, значит, это нечто иное. Одной рукой он сжимает устройство, второй постукивает по нему, в третьей и четвертой я замечаю прямоугольный монитор, соединенный с прибором коротким кабелем. А пятой рукой Рокки придерживается за поручень.

Эридианец крутит в приборе чем-то вроде отвертки, и внезапно монитор оживает. На совершенно плоской поверхности возникает рельефное изображение. Рокки водит пистолетом влево-вправо, и фигура на экране двигается точно так же.

— Успех! Работает!

— Что это? — любопытствую я, вывернувшись в кресле в сторону Рокки, насколько позволяют ремни.

— Подожди! — Рокки направляет пистолет в угол экрана, передающего данные с наружной камеры.

Эридианец нажимает пару кнопок, и на мониторе его устройства возникает круг. Приглядевшись, я замечаю, что некоторые части круга слегка выступают над экраном. Похоже на модель поверхности.

— Мое устройство слышит свет. Как человеческий глаз, — поясняет Рокки.

— О, так это видеокамера!

— ♫♪♫, — тут же переводит он. Теперь в нашем разговорнике есть слово «видеокамера».

— Устройство анализирует свет и показывает в виде рельефа.

— И ты можешь воспринимать получившийся рельеф? Отлично! — восхищаюсь я.

— Спасибо! — Закрепив камеру внутри пузыря, Рокки направляет ее объектив на мой центральный экран. — Волны какой длины видит человек?

— Все волны в диапазоне от 380 до 740 нанометров.

Большинство людей не ответили бы на этот вопрос. Но большинство людей не работают в школе учителями естествознания и не вешают в классе огромные схемы со спектром видимого излучения.

— Понимаю, — отзывается Рокки и, повернув пару регуляторов, добавляет: — Теперь я «вижу» то же, что и ты.

— Ты отличный инженер!

— Нет, — отмахивается Рокки. — Видеокамера — устаревшая технология. Монитор — тоже устаревшая технология. Были на корпусе моего корабля, научная аппаратура. Я только изменил, чтобы использовать внутри.

Кажется, эридианцы — очень скромный по натуре народ. Или Рокки совсем не умеет принимать комплименты.

— Это Эдриан, вопрос? — Рокки указывает на круг на экране своего устройства.

Я проверяю, на какую именно часть планеты тычет пальцем эридианец, и сравниваю изображением на экране.

— Да. Вот эта часть зеленого цвета.

— У меня нет нужного слова.