Я поднимаюсь в командный отсек и сажусь в пилотское кресло. Вывожу на главный экран изображение с телескопа. Планета Эдриан прямо по центру. Последние десять дней я наблюдаю, как она медленно увеличивается. Чем ближе мы подлетаем, тем больше меня изумляют астрономические таланты Рокки. Все характеристики движения планеты и ее массу эридианец определил очень точно. Надеюсь, он и с расчетом гравитации не ошибся. Иначе попытка выйти на орбиту будет крайне короткой и болезненной.
Эдриан — бледно-зеленая планета, окутанная дымкой белых облаков в верхних слоях атмосферы. Поверхность совершенно не просматривается. И снова восхищаюсь фантастической программной начинкой бортовых компьютеров «Аве Марии»: мы вращаемся, пока летим в космическом пространстве, но картинка на экране стабильна.
— Мы приближаемся, — сообщаю я Рокки.
Он на две палубы ниже, но я говорю, не повышая голоса. Эридианец отлично меня слышит.
—
— Сейчас попробую выяснить еще раз, — отвечаю я.
Переключаюсь на экран спектрометра. До сих пор «Аве Мария» поражала своей надежностью, но от сбоев оборудования никто не застрахован. Спектрометр барахлил. По-моему, что-то случилось с цифровым преобразователем. Я включал спектрометр каждый день, и ответ приходил один и тот же: недостаточно данных для анализа.
Я снова навожу прибор на Эдриан. Чем ближе мы к планете, тем больше спектрометр соберет отраженного света, которого, я надеюсь, будет достаточно для определения состава атмосферы.
— Получилось! — радуюсь я.
—
Промчавшись по туннелям, он возникает в своем пузыре посреди командного отсека.
—
Я читаю данные на экране:
— Похоже, что… 91 процент углекислого газа, 7 процентов метана, 1 процент аргона, а остальное — малые газовые примеси. Кстати, атмосфера довольно плотная. Это все прозрачные газы, но поверхность не просматривается.
—
— Если ее атмосфера пропускает свет, да.
—
— Не такой уж удивительный. Поверхность Эдриана я не вижу. Если атмосфера становится очень плотной, она перестает пропускать свет. Впрочем, неважно. Меня сейчас больше интересует метан.
—
— Метан не может долго оставаться в атмосфере. Он быстро разрушается под воздействием солнечного света. Так откуда же там этот газ?
—
— Возможно, — говорю я. — Но там слишком много метана. Целых семь процентов от очень плотной атмосферы. Неужели все это геология?
—
— Нет. — Я озадаченно потираю затылок. — Но все равно странно.
—
— Да. Я подумаю об этом.
—
Включаю навигационную консоль. Мы идем строго по курсу. Расчетное время включения двигателей для вывода на орбиту — через двадцать четыре часа.
— Не больше суток, — говорю я.
— Волнуюсь! — оживляется Рокки. — Наберем на Эдриане астрофагов. У тебя бортовой пробоотборник исправен?
— Да, — уверяю я, не имея понятия, так ли это на самом деле. Рокки незачем знать, что я слабо разбираюсь в тонкостях управления собственным кораблем.
Просматриваю панель научной аппаратуры. А вот и управление внешним блоком сбора. На экране появляется схема. Она довольно проста. Пробоотборник представляет собой прямоугольный короб. Во включенном состоянии устройство поворачивается перпендикулярно корпусу корабля. Затем дверцы с обеих сторон короба открываются. Внутри масса щетинок, покрытых клейким составом: поймают все, что залетит внутрь. Своего рода липучка для мух. Космическая, высокотехнологичная, но в итоге самая обыкновенная липучка для мух.
—
Просто не значит удобно. Насколько я понимаю, автоматизированной системы обработки образцов на корабле нет.
— Мне придется пойти и достать их.
—
— Думаю, да.