Проект «Аве Мария»

Я беру трость и направляюсь к выходу. Я уже не молод, и сильная гравитация Эрид лишь ускоряет дегенеративные изменения в моих костях. Кажется, мне сейчас пятьдесят три года, но я не уверен. Я долго подвергался эффекту замедления времени. Зато могу сказать точно: на Земле со дня моего рождения прошел семьдесят один год.

Выйдя из дома, пересекаю сад. Растений тут нет — я единственное существо на Эрид, способное выживать в земной атмосфере. Мой сад образуют прекрасные камни, которые дарят мне эстетическое удовольствие. Я полюбил возиться в каменном саду, стараясь украсить его как можно лучше. Эридианцы «видят» лишь груду булыжников — я же воспринимаю все цвета горных пород.

На крыше моего купола установлены прожектора, которые изменяют яркость, имитируя смену дня и ночи. Я заявил, что это крайне важно для моего настроения, и мне поверили на слово. И хоть эридианцы освоили межзвездные полеты, но не знали, как делать лампочки — пришлось объяснять.

Я иду по гравийной дорожке к одной из «переговорных комнат», устроенных в стене купола. Эридианцы ценят общение лицом-к-туловищу, примерно, как мы любим говорить лицом к лицу, и переговорные комнаты — отличный компромисс. Моя сторона — под куполом, а за стенкой из сантиметрового ксенонита — помещение с естественной эридианской атмосферой.

Прихрамывая, захожу в переговорную. Это одна из самых маленьких комнат, пригодная лишь для разговора один на один, но она стала для нас излюбленным местом встреч.

Рокки ждет на эридианской стороне.

— Наконец-то! Я жду целых ℓλ минут! Ты чего так долго?!

Конечно, теперь я владею эридианским в совершенстве. А Рокки отлично выучил английский.

— Я уже старенький. Имей совесть! Мне нужно время, чтобы привести себя в порядок утром.

— Ах, да! Тебе еще и есть пришлось, верно? — В голосе Рокки проскальзывает чуть заметная брезгливость.

— Ты же говорил, что в приличном обществе таких тем не касаются.

— Вот в приличном обществе и не касайся, друг мой!

— Выкладывай, что там у тебя? — смеюсь я.

Рокки аж извивается от нетерпения. Давно не видел его таким.

— На Астрономическом совете обсуждали важную новость!

— Насчет Солнца? — У меня перехватывает дыхание. — Это касается Солнца?!

— Да!!! — пищит Рокки. — Твоя звезда полностью восстановила светимость!

У меня сердце екает в груди.

— Ты уверен? На Iℓℓ процентов?

— Да. Данные проанализировал совет из λV астрономов. Все сходится.

Я не в силах пошевелиться. Я едва дышу. Меня трясет, как в ознобе. Все кончено. Мы победили. Такие дела.

Солнце, наше Солнце, вновь обрело былую яркость, как до астрофагов! Объяснение случившемуся только одно: астрофаги исчезли. Или их популяция сократилась до незначительных размеров.

Мы победили. Мы сделали это!

— Эй! У тебя лицо протекает! — замечает Рокки, качнув туловищем. — Черт, давненько ты так не делал! Напомни, что это означает? Ты сейчас радуешься или расстроен? Ведь это может означать и то, и другое, верно?

— Понятное дело, я радуюсь! — всхлипываю я.

— Я так и подумал. Просто уточняю. — Рокки прислоняет к стене свернутую в кулак клешню. — Сейчас подходящий момент, чтобы сказать: «Дай кулак»?

Я прижимаю свой кулак напротив его.

— Сейчас чертовски подходящий момент, чтобы сказать: «Дай кулак»!

— Думаю, ваши ученые сразу же взялись за дело, — говорит Рокки. — Если принять в расчет время, за которое жуки добирались до Земли, и сколько идет свет от Земли до Эрид… Пожалуй, на «лечение» Солнца ушло меньше одного вашего года.

Я молча киваю, все еще осознавая новость.

— Ты, наверное, захочешь вернуться домой? Или останешься? — спрашивает Рокки.

Старейшины, принимающие самые важные решения, давным-давно предложили мне заправить «Аве Марию». Она по-прежнему вращается вокруг Эрид по хорошей устойчивой орбите, оставаясь там все эти годы — с тех пор, как мы с Рокки прилетели.

Эридианцы могли бы снабдить меня едой и прочими запасами, проверили бы всю бортовую электронику и отправили бы домой. Но я все тянул с отъездом. Это долгое путешествие в полном одиночестве, и минуту назад я даже не знал, обитаема ли Земля. И хоть я родом не с Эрид, но у меня здесь хотя бы есть друзья.

— Не знаю… Я уже немолод, а лететь долго.