Меня это позабавило.
— Наш век не ограничивает свободу женщины в той же мере, что и ваш. Для нас не существует… Такая ситуация не считается неприличной. — Но я почувствовала, что краснею, поскольку неподобающие отношения между нами, естественно, возникли.
Она внимательно смотрела на меня.
— Он сказал, что вы врач. Впечатляюще, хотя и неудивительно.
— Удивительно то, с каким спокойствием вы все это принимаете.
— Неужели? — Джейн все не сводила с меня своих сияющих глаз. — Возможно, вы недооцениваете силу моего воображения. «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»[46]
. Но расскажите же,— Рейчел, — нерешительно произнесла я, вспомнив ее письмо племяннице Анне Лефрой — той, что была писательницей и крутила бурные романы. Джейн и Анна имели обыкновение подшучивать над чужими именами; они коллекционировали странные, отыскивая их и в литературе, и в реальности, и делились ими друг с другом. В одном письме при обсуждении романа Джейн написала: «И имя „Райчел“ для меня невыносимо». Она не объяснила почему; может, считала его некрасивым или мелодраматичным? — Рейчел Кацман.
— Райчел, — сияя, повторила она. — Кац-ман? Человек, который заботится о котах, — как необычно. Это английское имя?
— Нет.
— Откуда же вы родом?
— Я родилась в городе Нью-Йорке, в Америке. — Предвосхищая дальнейшие расспросы о своем происхождении, я добавила: — А Лиам из Ирландии. Так его зовут. Мистер Финекен.
— Еще одно удивительное имя. Однако оно подходит ему, правда? — Она не сводила с меня задумчивого взгляда. — Люди часто отправляются в подобные путешествия? Как вышло так, что вы явились сюда, ко мне?
— О, дорогая моя Джейн. — Я не выдержала и обняла ее — она обомлела от неожиданности. — Не думаю, что даже ваше воображение способно постичь, до чего вы известны. Но если хотите короткий ответ — мы явились сюда за «Уотсонами». — Джейн воззрилась на меня с неприкрытым изумлением, а я принялась рассказывать ей о том, что уцелели только первые несколько глав, которые в ее семье передавались по наследству. Что в начале двадцатого века их разделили и одна часть осела в Библиотеке Моргана в Америке, а вторая — в Бодлианской библиотеке…
— В Оксфорде! — перебила она меня. — Моя рукопись! Зачем она им?
— Я все пытаюсь объяснить вам — вы бессмертны. И все считали, что существуют только те несколько глав. Затем случайно обнаружилось давно утерянное и неизвестное ученым письмо, которое вы написали Энн Шарп. Находка любого из ваших писем считалась бы чудом — так мало их уцелело, но только в этом четко говорится, что роман действительно был закончен.
Я замолчала и подождала, пока она впитает эту информацию, — мне было интересно, что впечатлит ее больше всего. Рассказывая Джейн правду, я ощущала восторг, смесь удовольствия и облегчения — невыносимое напряжение, которое я чувствовала, ушло; нечто подобное я испытала, когда впервые занималась сексом с Лиамом.
— Вы хотите сказать, что люди в будущем
И тут я поняла, что совершила ошибку.
— Мою частную, личную переписку? Кто дал им такое право?
Я потупилась.
— Так вот зачем вам понадобилась шкатулка Кассандры? Вы их
— Нет. У нас есть устройство, которое может запечатлевать написанное на бумаге. — Я воздержалась от констатации очевидного факта — что их все равно прочтет кто-то в будущем. Что после смерти утрачиваешь право на личное что бы то ни было. — Вы должны понять: эти письма — важнейший источник биографических сведений о вас. Поскольку на своем веку вы не были знамениты, вашу жизнь никто особенно не документировал. Вот почему…
— Почему это я не была знаменита на своем веку? — возмутилась Джейн. — Если вы утверждаете, что я столь великолепна и являю собой столп английской литературы? Это противоречит логике.
— Слава — штука капризная, — заговорила я, жалея, что рядом нет Лиама: эта беседа вышла у меня из-под контроля. — Вероятно, вашу гениальность не ценили по достоинству, пока…
— То есть что я умерла слишком рано, — перебила она меня. — Когда я умру? Если вы из будущего, то знаете ответ на этот вопрос. Скажите мне.
На миг я утратила дар речи.
— Спросите себя, действительно ли вы хотите это знать, — наконец выдавила я. — Забыть об этом вы уже не сможете.
— Я не страшусь правды. — Джейн метнула в меня колючий взгляд, но затем смягчилась. — Ах, ее страшитесь вы. Похоже, все действительно обстоит очень скверно. Кончить книгу про Эллиотов я определенно успею, ибо ваш… доктор Рейвенсвуд… мистер Финекен ее процитировал. Но, вероятно, других книг после нее не случится. Это так, Райчел Кац-ман?
Мы уставились друг на друга.
Наконец я решилась:
— Если вы отдадите нам «Уотсонов», мы заберем их с собой, и тогда случится еще одна. Никто из ваших знакомых никогда ее не прочтет. Кажется, вы опасались именно этого — что она вышла слишком откровенной? — Я тотчас пожалела о сказанном. Она только что узнала о своей скорой смерти, а я пытаюсь выманить у нее рукопись. Бестактнее быть просто невозможно, правда?