Проект «Юпитер»

— Ну, я никогда не чувствовал, что чувствуете вы… А с точки зрения Джулиана, в ваших отношениях есть некая неравнозначность, асимметрия.

Амелия откинулась на спинку дивана.

— И чего же он от меня хочет? — напряженным голосом спросила она. — Он знает, что у меня не так уж много времени. У меня всего одна жизнь.

— Джулиан знает, что ваша жизнь отдана работе. То, что вы делаете, более важно для вас, чем то, что вы есть.

— Довольно неприятное откровение. — Оба вздрогнули, когда в соседней комнате раздался резкий звон — кто-то уронил на пол металлический лоток с инструментами. — Но именно таковы большинство людей, с которыми мы общаемся. В мире и так слишком много бездельников. Если бы Джулиан был одним из них, мы, наверное, никогда бы с ним не встретились.

— Дело не совсем в этом… Видите ли, я из той же породы людей, что и вы. Если бы я просто сидел без дела и потреблял бесплатные блага жизни — я, наверное, сошел бы с ума. Вы тоже, — психолог замолчал, подыскивая слова. — Наверное, я попрошу вас взять на себя дополнительную работу, в качестве индивидуального психотерапевта для Джулиана, вдобавок к вашей основной работе в университете. До тех пор, пока ему не станет лучше.

Амелия посмотрела на него так, как иногда смотрела на своих студентов.

— Спасибо, что не стали напоминать — он ведь выполнял такую же работу для меня самой, — она встала и прошла через холл к автомату с кофе. — Взять вам чашечку?

— Нет, спасибо, не надо.

Когда Амелия вернулась, она передвинула стул так, чтобы столик оказался между ней и доктором Джефферсоном.

— Неделю назад я бы бросила все на свете ради того, чтобы стать психотерапевтом для Джулиана. Я люблю его сильнее, чем вы или он сам — как выяснилось, — и, конечно же, я очень многим ему обязана.

Она замолчала и подалась вперед.

— Но за последние несколько дней я узнала, что мир устроен гораздо сложнее, чем мне казалось раньше. Вы знаете, что Джулиан ездил в Вашингтон?

— Нет. Государственные дела?

— Не совсем. Он ездил в Вашингтон, потому что там была я — я там работала. Он явился ко мне, как я теперь понимаю, с мольбой о помощи.

— Это из-за убитого мальчика?

— И из-за всех остальных убитых и растоптанных толпой. Я ужаснулась, услышав его рассказ — еще до того, как это появилось в выпусках новостей. Но я… Я… — Амелия поднесла чашечку с кофе к губам и попробовала отхлебнуть, но быстро отставила чашку на стол и всхлипнула — неожиданный, мучительный звук.

Она смахнула с ресниц набежавшие слезы.

— Все в порядке, успокойтесь.

— Все совсем не в порядке! Но это гораздо больше, чем он или я. Больше, чем даже наша жизнь или смерть.

— Погодите, что вы такое говорите? Погодите. Это ваша работа?

— Я и так уже сказала слишком много. Но — да.

— Что это — защитная реакция, уход в работу?

— Можно сказать и так. Да.

Доктор Джефферсон откинулся на спинку дивана и стал энергично приглаживать свою бородку, будто боялся, что она вот-вот отклеится.

— Защита… Блейз, доктор Хардинг… Я целыми днями смотрю, как люди мне лгут. И хотя я разбираюсь не очень во многом, но это моя специальность.

— И что?

— И ничего. Ваша работа — это ваша работа, и меня она интересует лишь настолько, насколько она касается моего пациента. Мне безразлично, чем вы занимаетесь — спасаете страну или спасаете мир. Единственное, о чем я вас прошу — когда вы не заняты этим своим делом, занимайтесь Джулианом.

— Конечно.

— Вы действительно многим ему обязаны.

— Доктор Джефферсон, у меня уже есть крестная мать. И мне не нужна еще одна, с бородой и в брюках.

— Верно подмечено. Простите, я не хотел вас обидеть, — он поднялся. — Я не должен перекладывать на вас собственное чувство вины. Мне нельзя было отпускать Джулиана после того, как я с ним подключался. Если бы я настоял на своем, заставил его лечь в больницу — ничего этого не случилось бы.

Он протянул руку. Амелия ее пожала.

— Вот и хорошо. Вы будете укорять себя, я — себя, а наш больной тем временем поправится.

Джефферсон улыбнулся.

— Позаботьтесь о нем. И о себе. Такая работа требует ужасного нервного напряжения.

Амелия проводила его взглядом. Наружная дверь лопнула, закрываясь. Лицо Амелии покраснело, на глаза набежали слезы. Она старалась сдержаться, но не выдержала и расплакалась.

Когда я стал умирать, ощущение было такое, будто я плыву по коридору из яркого белого света. Потом я оказался в просторной светлой комнате, где были Амелия, и мои родители, и еще с десяток друзей и родственников. Отец был таким, каким я помнил его еще со школьных лет — стройным и без бороды. Нан Ли, первая девчонка, с которой у меня было что-то серьезное, стояла рядом со мной, засунув руку мне в карман, и поглаживала мои гениталии. Амелия с дурацкой улыбкой наблюдала за нами.

Все молчали и только смотрели друг на друга. Потом свет угас, и я проснулся в больнице. У меня на лице была кислородная маска, и воняло блевотиной. Нижняя челюсть болела, как будто кто-то меня ударил.