Она была без лифчика и одна небольшая грудь с темным соском выглядывала из прорехи. Ахмет уставился на нее и снова захихикал, только теперь не нервно, а возбужденно; он стал двигать тазом, натирая свой член о тело девушки. Зураб осторожно провел пальцем по груди, потом ущипнул сосок, не спуская при этом взгляда с лица русской. И снова его кольнуло какое-то смутное ощущение беспокойства: ни малейшей реакции, абсолютно апатичное, равнодушное лицо. Как будто она не понимала, что ее сейчас будут насиловать три здоровых мужика, а потом, скорее всего, убьют и бросят тело в лесу. Она безучастно, немигающим взглядом пялилась куда-то за плечо Зураба. Может, умственно отсталая? Что ж, тем лучше для них и хуже для нее.
— Держи ее, брат, — бросил он и ножом взрезал платье девушки.
Две льняных половинки свободно съехали по телу вниз, на сиденье, обнажая загорелую и чистую девичью кожу. Зураб снова облизал губы: да, этим русским кое в чем можно было позавидовать. Вон какие красивые суки у них вырастают. А они, воины Аллаха, будут насиловать их дочерей и матерей, русские все равно никогда не возражают, ни мужчины, ни женщины.
Зураб тяжело задышал, приспустил штаны, доставая свой короткий, но толстый детородный орган, и навалился на нее сверху, пытаясь всунуть член в смазливую русскую сучку. Он поднес нож к самому носу девушки и повторил, на всякий случай:
— Будешь орать, я тебя порежу вот этим, а потом все равно трахну, поняла, сука?
Он ожидал, конечно, хоть какой-то реакции, но не был готов к тому, что вместо слов девушка вдруг змеей кинулась вперед и укусила его за руку. Нож сразу же выпал, а Зураб заорал, одновременно отталкивая ее от себя. Его член как по мановению волшебной палочки сжался в несчастный, испуганный отросток.
— ЧТО?! Эй Зураб, что?.. — девушка развернулась на звук голоса и укусила Ахмета за нижнюю губу, вырывая приличный кусок. Ошеломленный Зураб увидел, что вместо того, чтобы выплюнуть часть губы, она
— Мое лифо, она укушила мия за лифо!.. — Ахмет старался вжаться в дверцу машины, с его обезображенной физиономии потоками текла кровь. Зураб мельком увидел нижние зубы брата, которые теперь, когда их не прикрывала губа, казались невероятно, гротескно длинными. А эта сучка, между тем, явно нацелилась на глаза Зураба — в ее же глазах не было и намека на апатию, которую он видел до этого. О нет, это были глаза дикого зверя, готового рвать на части и убивать.
— РЕНАТ, ТОРМОЗИ! ТОРМОЗИ, Б…ДЬ!! — заорал старший, и водитель послушно ударил по тормозам.
Джип чуть-чуть занесло, девушка повалилась вперед, ее согнутые на манер когтей пальцы чуть-чуть разминулись с выпученными глазами Зураба, разодрав правую щеку в кровь. А потом он двумя руками, сцепленными в замок, со всей силы ударил по незащищенной шее суки, еще раз, и еще, пока она, наконец, не прекратила дрыгаться.
Зураб замер, по-прежнему со спущенными штанами, не в силах поверить в то, что только что произошло. Рядом жалобно поскуливал Ахмет, прижимая руки к порванной губе.
По щеке теплыми струйками текла кровь, уже зараженная вирусом, хотя он, этого, конечно же, не знал. Чернобородый Ренат обернулся к ним и что-то орал, но Зураб не слышал его, он глядел на голую спину девушки у себя на коленях. Он только что убил какую-то сучку, а до этого она откусила пол-лица младшему брату и чуть не вырвала глаза ему самому. А ведь он ее собирался трахнуть…
Зураб, этот бесстрашный воин Аллаха, изящно вытянул шею вперед, и его вырвало прямо на спинку переднего сиденья джипа.
Тот самый врач, что встретился с одной из первых жертв вируса в виде девушки и ее бугая-приятеля, сейчас сам был едва в сознании. Похоже, что он умирал. Его мысли метались от жара, болели, казалось, все внутренние органы, но он еще мог мыслить, мог анализировать происшедшее.
Он подозревал — да черт с ним! — был уверен, что это какой-то новый, неизвестный науке вирус. Начиналась болезнь как обычное кишечное расстройство, сопровождаемое острыми головными болями. Потом начинали распухать суставы, от чего походка приобретала странную неуклюжесть. Температура тела была абсолютно непостоянной, тут определить какую-либо закономерность казалось невозможным. Сначала могла быть почти нормальной, потом в течении минуты подняться до 39, а следом упасть до 34. Такие перепады Алексею как лечащему врачу видеть еще не приходилось. И что самое непонятное, сердце при этом работало так, будто человек только что пробежал километр. Пульс был учащен в два раза, но температура продолжала скакать как лягушка на болоте — и это не вязалось ни с чем, что Алексей знал о человеческом организме.