Проект Каин. Адам (СИ)

— Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, — сказал отец.

— Тебе что-нибудь принести?

— Нет-нет, ничего не надо.

— Папочка, ты и вправду выглядишь уставшим. Отдыхай, завтра поговорим, хорошо?

— Конечно, Аня, конечно. Я, пожалуй, в самом деле посплю, — он убрал руки под одеяло и Аня, непонятно почему, почувствовала мимолетное облегчение. — В мои годы болеть уже не так легко, как раньше.

— Спокойной ночи, пап, — Аня встала с его кровати, а потом нагнулась и поцеловала его в небритую щеку. Вблизи запах уксуса был отчетливей, и она поняла, что пахло вовсе не лекарствами, а его кожей.

Она отстранилась и сказала:

— Выздоравливай быстрей, папочка.

— Всенепременно, золотце, — она видела, что его глаза уже закрывались. Он почти дремал, и Аня снова удивилась тому, каким же истощенным выглядел отец. Наверное, похудел килограммов на десять, не меньше.

Выходя, Аня бросила на него последний взгляд, полный любви и нежности. А потом тихонько прикрыла за собой дверь, чтобы не разбудить уже начавшего посапывать отца.

9.

— Выпьешь кофе? — спросила мать.

— Да, но лучше чаю, если можно, — ответила Аня. Господи, они говорили, как будто не стояли в коридоре квартиры, а находились на великосветском рауте у королевы Англии.

— Только я сначала умоюсь… Немного устала.

— Конечно, иди. Думаю, ты еще помнишь, где что находится?

Аня кивнула.

— Ну и хорошо. Я пока поставлю чайник.

Девушка зашла в ванную комнату, и устало оперлась на раковину. Весь день в волнении и беготне, но, слава Богу, с отцом все хорошо. Она взглянула на себя в зеркало и попыталась улыбнуться. А чего ты ожидала, дурочка? Что отец будет лежать, сложив на груди руки, а вокруг кровати будут стоять коллеги и родственники в черном? Очень смешно, просто обхохочешься, мадмуазель. Аня вздохнула и открыла кран. На самом деле очень несмешно: именно так она себе все и представляла. И сейчас, когда она увидела его, вполне здорового, только немного уставшего… только тогда она смогла убедить себя, что все в порядке.

Аня умылась, несколькими небрежными движениями поправила прическу и прошла на кухню. Мать стояла у стола и что-то резала. Тот же самый старый чайник, что и пять лет назад стоял на конфорке… Отец почему-то всегда был против кипячения воды в электрочайниках. Аня однажды пыталась убедить его, что это, по меньшей мере глупо и непрактично, но тот твердо стоял на своем. «Я никогда не буду пить чай из электрического чайника и никогда не стану есть всякую дерьмовую лапшу из остатков бумаги». Сказано это было не терпящим возражения тоном при матери, за что отец тотчас подвергся пятиминутной лекции о сквернословии в доме. Анна же, тогда пятнадцатилетний подросток, только смеялась, думая о том, что она бы могла и сама сказать что-нибудь похлеще (иногда и говорила, но только не в присутствии родителей, нет-нет). Сейчас же от этого воспоминания она только улыбнулась. Те хорошие времена закончились вместе с ее сообщением о том, что они скоро станут бабушкой и дедушкой. Бах, и все разлетелось на кусочки.

Аня осторожно поднырнула под слишком низко висящий плафон лампы и села за стол. Валентина обернулась, странно посмотрела на нее, но промолчала. Аня сначала ничего не поняла, но потом сообразила, что уселась на то место, где всегда сидела мать. Мимолетное чувство смущения охватило ее, но тотчас погасло — ей было, в общем-то, плевать. Уже не маленькая.

Вода закипела — Валентина предусмотрительно сняла свисток, чтобы ненароком не разбудить мужа. Женщина сняла чайник с огня, наполнила маленький изящный «заварник» из тонкого фарфора. Отец подарил его матери на один из день рождений, только Аня не могла вспомнить на какой. Раньше чайничек с узором из бледных, но четко очерченных роз стоял в серванте, в большой комнате среди десятка других безделушек: набора серебряных приборов на три персоны в обитой бархатом деревянной коробочке; какого-то особенного, жутко дорогого штопора для вин; маленьких пиал для саке… Что ж это, подумала Аня, мама для нее достала такую ценную игрушку? Из-за того, что она приехала?

Мать подошла к обеденному столику и выставила пару тарелочек с нарезанным сервелатом и сыром. Мама вернулась за хлебом, а Аня быстро, чтобы та не увидела, схватила кусочек колбасы, сжевала его… и снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая вернулась домой из школы, и, дожидаясь, пока мать разогреет суп, по мере возможностей таскает со стола все, до чего может дотянуться.

— Чему улыбаешься? — мама поставила перед ней вазочку с печеньем и корзинку с нарезанным хлебом.

— Да так, вспомнила кое-что, — сказала Аня. Взяла кусок хлеба и быстренько соорудила себе простой, но от этого не менее вкусный бутерброд из двух пластиков колбасы и сыра.

— Подождала бы, пока чай заварится.

— Кушать хочется, мам, — с набитым ртом ответила дочь. Она и сама не знала, что так проголодалась. Мать вернулась к чайнику и забренчала кружками.

— В дороге наверняка питалась какой-нибудь ерундой из этих мерзких привокзальных ларьков?