Проект "Мессия"

Келли не взяла с собой ни сцера, ни лампы, она двигается уверенно и тихо, она знает этот Дом, как свою ладонь, знает каждую щель, каждую половицу и ступает аккуратно, чтобы не скрипели. Она выбрала северную лестницу, подальше от кабинета авара, где все ещё горел свет. Она не могла ждать, но не знала почему, она чуяла, что надо действовать, что времени почти не осталась. Вместе с туманом с воды надвигались киатту и хотя Келли мало что смыслила в науке синоптиков, но опасность она умела распознать. По спине бежали мурашки, волосы вставали дыбом, что-то зудело, навязчиво, как мошкара, из-за чего она постоянно трясла головой и стискивала зубы. Напряжение росло, тело сжималось, как пружина, ее постоянно мучила жажда. Келли вряд ли смогла бы понять, что с ней происходит, увидеть тоненькие нити паутины, в которую угодил её разум. Чужие мысли, как вода просачивались в её сознание, но она принимала их за свои.

Разве не её обязанностью было защитить Каттери? Разве это не она виновата, что так случилось? Теперь она должна все исправить. Освободить Кату из плена оболочки, спасти ее душу, смыть свой позор. В этом ее высокая миссия.

Миссия, думает Каттери, да она и слово то такого не выговорит. Келли суеверна и примитивна, но мысли о великих свершениях и подвигах не входят в список дарованного ей Творцом. В ней нет ни капли тщеславия. Но одного Каттери не учла: то самое отречение, что заставляет семью Аринэ много сотен лет терпеть угнетение и доказывать свою преданность людям. А еще чувство вины.

Келли двигается очень тихо, дверь в комнату Каттери открывается и она проскальзывает внутрь, долго стоит, стараясь дышать ровнее. Сердце частит, она прикладывает руку к груди и облизывает пересохшие губы. Перед глазами цветные пятна, голова кружится, но отступать некуда, на ватных ногах Келли подходит к кровати. Ката такая маленькая и хрупкая. Белое лицо, запавшие щеки, испарина на лбу. Слепые глаза завязали алой лентой, запястья примотали к кровати, чтобы она не навредила себе в горячем припадке.

Келли вдруг понимает, что даже не думала, что будет делать, но руки уже сами тянутся к подушке. Тянутся и трясутся. От неожиданной боли сводит запястья. Келли моргает и смотрит на свои руки, словно они чужие, потом переводит взгляд на маленькую девочку в постели и вспоминает, что Каттери говорила о потоках энергии, о людях, о Творце.

Что она сказала бы сейчас? Хотела бы она вот так…

Освободиться, звучит внутренний голос в голове Келли.

Ты освободишь её сущность из клетки.

Келли смотрит, как медленно опускаются ее руки, как подушка закрывает лицо Каттери. Всем весом она наваливается сверху. Пытается и не может заставить себя убрать руки. Хочет закричать и не может. Не может двигаться, дышать. Только сердце стучит, как бешеное. Келли сопротивляется, но тело больше ей не принадлежит. Всем своим немалым весом она давит на подушку. Совсем скоро Каттери нечем будет дышать и тогда… По телу проходит волна дрожи. Келли мысленно кричит, но во вне не прорывается ни звука. Тело Каттери начинает дёргаться. Келли мысленно воет и бьётся, будто хочет пробить насквозь кирпичную кладку, но руки все ещё давят на подушку.

Думай, Келли, думай, что ты можешь сделать!

И тогда Келли заставляет себя расслабиться.

Там, где ты больше не властен над собой, доверься инстинктам. Тело само знает, что ему делать. И тело Келлианы Аринэ начинает мерцать в темноте и раскаляться, как угли в очаге, а ткань, по краям наволочки, тлеть и дымиться.

Терранс лен Валлин

Терранс лен Валлин сидит в своем кабинете. Перед ним мерцает голубой экран Сети. По ту сторону, словно призрак, еле просматривается контур фигуры. Ему не надо видеть мать, чтобы угадать выражение на ее лице. Оно всегда одинаковое: равнодушное, застывшее, только глаза блестят, наполненные влагой, будто сейчас заплачет. Мало кто выносит этот прозрачный, стеклянный взгляд.

Ванесса лен Валлин избегает солнца, оно беспощадно к плоти. Не снимает перчаток, заматывает волосы, открывая высокий лоб. Температура её тела всегда на грани, пульс еле слышен. Печати ошейником окольцовывают горло, стягивают запястья, на груди, на серебряной цепочке висят длинные, костяные четырехгранники — ключи. Длинная, в пол, аюба, укрывает худую, почти невесомую фигуру от чужих глаз. У этого тела давно вышел срок годности, и она тратит непростительно много сил для поддержания в нем искры жизни. Непростительно много для человека.

Терранс не помнит ее другой. Как не помнит и времени, когда он ее не ненавидел. Ненависть в нем горела ровно и неутомимо, как огонь в факелах на пристани, ее не смог бы затушить ни один ветер, ни одна буря. Если бы кто-то спросил его, откуда взялась его ненависть, он бы не ответил. Он будто с ней родился.

Ванесса лен Валлин, его мать, мэтресс Ордена хранителей, женщина, чей возраст мало кто взялся бы угадать, стоит у окна, повернувшись к нему спиной. Она что-то говорит, но он не слушает, он думает. Обмануть ее, как он знал, сложно, но он должен хотя бы попытаться выиграть немного времени.