Десять делает глубокий вдох и посылает сигнал бесу, чтобы ввел ей дозу успокоительного, спустя минуту тревогу уносит химической волной и её сознание погружается в море спокойствия. Где-то там, где это еще не произошло, звучит голос доктора Нада, он убеждает её, что единство для человечества — достойная цель, стоящая всех жертв, которые им придется принести. Он будет повторять это часто, чтобы успокоить свою совесть. Он будет говорить, она будет делать вид, что слушает и верит. Он будет обманывать, а она улыбаться. А время идти. Обратный отсчет уже запущен.
Дарованное вам будет отнято в час, когда чаша переполнится, — говорит тихий голос. Голос Келлианы Аринэ. Десять вспоминает зачем она здесь и смотрит на девочку.
Келлиана погружена в восстановительную камеру, гель почти полностью скрывает ее обгоревшее тело, над поверхностью выступает только овал лица. Сухие, потрескавшиеся губы шепчут слова, веки без ресниц вздрагивают. Голос её звучит гипнотически и Десять слушает.
Слушает голос велея.
Двери в инкубаторный отсек разъезжаются и входит лейтенант Аринэ. Шаги порождают гулкое эхо. Свет вокруг инкубатора разгорается ярче. Глянцевые плиты пола, черные как космос, поглощают и свет, и тень.
Десять не оборачивается. Она все так же стоит лицом к восстановительной камере, где лежит Келлиана Аринэ.
— Я сочувствую вам, лейтенант. — говорит Десять своим новым, чужим голосом. Голосом мэтресс лен Валлин, который лжет. Всё, что она помнит про эту девочку её не касается, Десять не испытывает к ней ничего, лишь толику любопытства к возможностям этого тела, как проводника.
— Моей сестры давно нет здесь, её сущность покинула оболочку, а то что вы слышите — это Творец, он говорит устами наших мертвых.
— Вы в это верите, лейтенант? — спрашивает Десять.
— Моя кровь — синяя, — отвечает лейтенант. — Вам тоже стоит в это верить, мэтресс.
Лейтенант делает ударение на последнем слове. Ее ненависть холодная и резкая, как воздух восстановительной камеры. Десять знает, что лейтенант ненавидит её. Она оборачивается и смотрит в лицо Аринэ. Та не отводит взгляд. Ни следа гнева в глубине ее глаз, она сдержана, выглажена, как ее темно-синий мундир без знаков отличий. Куртка поверх мундира принадлежит далекому прошлому, корпусу нейтралитета, тем, кто когда-то отказался выбирать стороны. Десять помнит и думает. что возможно, они были правы.
Людям не нужен выбор. Все, что нужно человеку это иллюзия смысла и иллюзия выбора, а еще вкусно есть, крепко спать и доставлять себе удовольствие. Конечно, всегда будут те, кто хочет страдать и жертвовать, но для таких в мире Творца есть религия, надежда на перерождение, бесконечность, к которой можно стремиться. Зачем им знать правду? Зачем людям мир бесконечной памяти, где они навсегда лишь единицы и нули в огромном симуляторе? Знание об этом дает могущество изменять все и всех по своему усмотрению, делает людей равным богам, но через несколько сотен лет менять оболочки надоедает и создавать новые тоже, надоедает жить и помнить, все теряет смысл. Те, кто предлагал дать всем сохраненным выбор, предлагал лишить их существование всякого смысла, и ради чего?
Каждый раз они проходили через это снова и снова, каждый раз одни хотели быть богами, но еще ни разу став богом, человек не стал лучше и не сделал лучше этот мир.
— Ради чего вы это сделали, лейтенант? Предали меня? — спрашивает Десять.
— Вы хотите знать, жду ли я вознаграждения? — уточняет лейтенант. — Посадите на трон Дерентии Терранса, как и собирались, этого будет достаточно.
Десять смотрит на чёткий, красивый профиль Аринэ, который можно было бы чеканить на монетах, на копну густых, рыжих волос. По образу и подобию.