Проект Новороссия. История русской окраины

Более того, украинскими историками при активной поддержке националиста-президента, делаются попытки доказать, что даже холокост — классический и неоспоримый пример геноцида, наряду с резней армян в Турции в 1915 г., блекнет в сравнение с голодомором на Украине. Во всяком случае, называется цифра в 7 млн. умерших при голодоморе, тогда как жертвами холокоста считается 6 млн. евреев. Конечно, кощунственно спорить о количестве жертв, когда счет идет на миллионы жизней. Тем не менее, число жертв-украинцев голодомора вряд ли превышает 3 млн. Ведь на Украине на протяжении 1932–1933 гг. умерли и сотни тысяч русских, греков, евреев и людей других национальностей.

В частности, голод 1932–1933 гг. охватил и города, особенно мелкие местечки, в которых, как известно, проживало немало евреев-ремесленников. Они-то, по большевистскому классовому реестру, относились к мелкой буржуазии, и их жизнями можно было вполне пренебречь.

Голодомор не имел национальности. Но это не мешает украинским историкам-идеологам косвенно и прямо обвинять именно русских и евреев в геноциде.

Полная абсурдность подобных обвинений очевидна. Вот только один пример того, насколько сложной была обстановка на Украине в 1932 г. На III партконференции КП(б)У, состоявшейся в июле 1932 г., то есть в самый канун голодомора, занимавшие руководящие посты украинцы-коммунисты Любченко, Скрыпник, Затонский, секретарь обкома Демченко заявили о необходимости безусловного выполнения плана хлебозаготовок в размере 356 млн. пудов, спущенного из Москвы. Этим обрекались на смерть сотни тысяч селян и горожан. В то же время секретари райкомов Шерстов и Филин выступили против убийственных цифр хлебозаготовок, зная, что этим подписывают себе приговор.

Также не выдерживают критики утверждения о якобы страшной боязни Сталина Украины и украинцев, и в целом нерусских регионов, которые особенно ненавидели большевизм, коммунизм, коллективизацию, индустриализацию и т. д.

Этот тезис в отношении Украины звучит особенно неубедительно. Практически все исследователи делают вид, то ли по наивности и незнанию, то ли в стремлении угодить украинским историкам-идеологам, что Украина и украинцы существовали если не всегда, то, во всяком случае, многие столетия. Как будто не эти же самые большевики (Скрипник), и непосредственно сам Сталин с Кагановичем лет за 8–10 до голодомора, не сделали де-факто и де-юре Украину и украинцев! Под Украину была отдана территория едва ли не всей Южной Руси, включая Новороссию, а также пространство, где малороссов было меньшинство, как на Донбассе и части бывшей территории Войска Донского.

Как мы знаем, в последующие десятилетия эта фабрикация Великой Украины продолжалась. От поляков и евреев были очищены Галиция и Волынь, от венгров и чехов Закарпатье, от румын Буковина, от татар Крым, подаренный Киеву Хрущевым.

И пусть мне докажут после этого общего обзора создания большевизмом Великой Украины, что Сталин и Хрущев ее боялись. Не могли же они бояться продукта собственного политического творчества!

В действительности в 20-е и в начале 30-х гг. все прекрасно помнили и знали, что Украина — это не что иное, как та же Малороссия, только переименованная и раздутая до больших размеров за счет русских территорий и за счет русского населения. Все знали, что главным врагом большевизма были отнюдь не германские марионетки, вроде Грушевского и гетмана Скоропадского, не мелкие полубанды Петлюры во главе с неуправляемыми атаманами, а выступавшее под флагом русского национализма Белое движение, признанное и поддерживаемое крупнейшими европейскими державами. Тогда как Петлюра и его Директория УНР после распада Австро-Венгрии и революции в Германии, оказались почти в полной внешнеполитической изоляции.

Также в начале 30-х гг. все прекрасно помнили, что наибольшее сопротивление большевизму уже после поражения Белого движения оказали именно русские крестьяне на Тамбовщине, в Сибири и в ходе мятежа в Кронштаде. Поэтому если коммунистические вожди и вывозили хлеб в центр России из Украины больше, чем ввозили назад в качестве продовольственной помощи и севоматериалов, то скорее потому, что гораздо более опасались восстаний в центре России, чем на Украине.

Вся сложность вопроса о голодоморе состоит в том, что эта трагедия была органической частью глобального коммунистического проекта, как и холокост был органической частью нацистского глобального проекта. То, что это именно так, свидетельствует развитие глобального коммунистического проекта в последующие десятилетия. Например, близкое подобие событий коллективизации и голодомора мы обнаруживаем во введении сельских коммун и «большом скачке» в Китае в конце 50-х гг., также сопровождавшемся голодом, позднее в Эфиопии, Кампучии и т. п.