Проект «Новый Эдем»

Вернулись, но с момента ухода почти ничего не изменилось, просто те, кто спал, уже проснулись. Фео никак не отреагировала на их появление, скользнула равнодушным взглядом, сразу отвернулась. Кондр тоже особого интереса не проявил. Пак закусил губы, сам сделал вывод, одна Наташа уставилась вопросительно и с надеждой.

‒ Не нашли?

‒ Только Марка, ‒ мрачно сообщил Торий. ‒ Но…

Наташа вздохнула судорожно, опустила голову, но тут же опять вскинула.

‒ А Иви?

‒ Нет её нигде. Может, бродит по лесу. Подождём ещё. Вдруг сама выйдет.

‒ Не выйдет, ‒ сердито возразил Филин. ‒ Даже, если ты этого очень хочешь, не выйдет.

‒ Заткнись.

Торий сощурился, взгляд холодный и жёсткий, словно он не смотрел, а целился. Ещё и не говорил, а вечно приказывал. Филин поморщился с отвращением, но продолжил:

‒ Неужели так трудно понять? Нельзя здесь дальше сидеть, возвращаться надо быстрее. Иначе вообще никого в живых не останется. Да смирись ты наконец. Твоя крутость ‒ не гарантия безопасности. Не спасёт. Никого.

‒ А не отвалить ли тебе туда, откуда пришёл?

Фео поднялась с земли, приблизилась, но ничего не сказала, зато Наташа вмешалась:

‒ Торий, прекрати. ‒ Потом посмотрела на Филина. ‒ И ты. Ты тоже. Не надо.

Даже не назвала никак. Не знает. Или считает, что он обойдётся, что можно просто: «Эй, ты». Главное, заставить его делать то, что хотят они.

Как обычно, стоят все вместе, а он ‒ напротив. Он ‒ один.

‒ Гольденберг, вот чего ты вечно суёшься? Понадобишься, позовём. А так ‒ не путайся под ногами.

Карцукевич ухмыльнулся снисходительно, а остальные просто посмотрели, свысока. Даже те, кто был ниже ростом. Всё равно свысока. Словно Айк для них полное ничтожество, таракан, ползущий по полу. Приняли в компанию только потому, что он всегда при деньгах, можно погулять за его счёт.

Он сначала не понимал, думал, это нормально. Сегодня он заплатит, завтра кто-нибудь другой. По-дружески. Дошло с опозданием, в какой-то момент словно ледяной волной накрыло, даже задохнулся. Но Айк упрямо отогнал мысли. Не хотел принимать эту правду. Закрывал глаза, затыкал уши. А она, упрямая, сквозь преграды прорывалась в сознание, изводила, мучила. Каждым новым случаем доказывала: им просто пользуются, держат поблизости, пока есть выгода. А так он им на фиг не сдался.

Когда говорит, даже не слушают. Иногда для вида кивают и поддакивают, но обычно и на подобную мелочь не заморачиваются, занимаются своим. Карцукевич и выскажет запросто: «Ну хватит уже трындеть. Достал». Как вот сейчас: «Не путайся под ногами».

Злость закипала внутри. Её было много, слишком много. Копилась долгое время, давила мёртвым грузом. Наверное, специально, для такого вот момента, когда больше невозможно станет мириться и терпеть.

Да, хватит! Айк и говорить ничего не стал, сделал шаг, выбросил вперёд сжатый кулак, только и заметил широко распахнутые от изумления глаза Карцукевича да услышал, как кто-то из девчонок испуганной ойкнул. А потом…

Он не попал. Вообще никуда не попал. Карцукевич легко отбил удар, и сразу сам аккуратненько и точно въехал Айку в челюсть. Даже не со всей силы. Зубы лязгнули, в ушах зазвенело, восприятие сбилось, показалось будто пол и потолок поменялись местами. На мгновенье. А уже в следующее тяжёлый пинок вышиб из лёгких воздух, отшвырнул назад, через половину класса. Айк рухнул на пол, врезавшись в стол, опрокинув стулья.

Перед глазами темнота, в голове гул, в груди нестерпимая боль, не вдохнуть. А сквозь всё это ‒ шаги, жёсткое прикосновение к подбородку. Карцукевич подцепил его носком ботинка, надавил, чтобы запрокинуть голову, чтобы, чуть наклонившись, произнести прямо в лицо:

‒ Уяснил, где твоё место? Здесь. Внизу. Вот и ползай. О’кей?

И смех. Многоголосый, презрительный, нарочито громкий, дружный, словно по команде. И шаги, мимо, много шагов, возле самого лица. Ботинки, туфли, кеды. И трусливое дрожание пола.

Нет. Нет-нет-нет.

Карцукевич высокий, широкоплечий, крепкий. Может, он физически и сильней, но у Айка есть другое преимущество. Против которого никто не устоит. Никто, из этих, смеявшихся, прошедших мимо. И пускай снова: они ‒ все вместе, а он ‒ напротив. Один.

Нет, сейчас не совсем один. Пальцы сжимают твёрдую металлическую рукоять, указательный лежит на спуске, а ствол плавно перемещается вдоль ряда, чёрный зрачок дула цепляет то одного, то другого. И у каждого в глазах бешеное желание: «Только не я».

Жадно пялятся на дверь за спиной у Айка. Но между ей и ими непреодолимое препятствие. Страх. Даже на окна посматривают, оборачиваясь. Но и там страх. Бездна глубиной этажей в тридцать.

Ну и где смех, презрительные взгляды, высокомерные фразы? Прикажи он сейчас: «Быстро. Все. На пол», улягутся, как миленькие, не возразят.

‒ Айк, послушай меня, ‒ заискивающе бормочет учитель. ‒ Пожалуйста, опусти пистолет. Просто скажи, чего ты хочешь. Всё же можно решить по-хорошему, по-мирному. Оружие здесь ни к чему. Айк, пожалуйста! Опусти пистолет.

Нет.

‒ Да чего вы его уговариваете?