Проект «Нужные дети»

Мы с Олегом взяли из ведра со льдом по бутылке «Абрау-Дюрсо» и дружно «пальнули» пробками в потолок. Опростав содержимое в чашу, Алена принялась разливать его специальным черпаком по бокалам. Ударили в телевизоре куранты, прозвенел хрусталь: «С Новым годом!»

И тут вдруг радостную атмосферу прорезала неприятная трель звонка. Ракитин отставил бокал и вышел в прихожую. Мы с Аленой обменялись быстрыми понимающими взглядами: такие звонки были не в диковинку. Почему-то сразу подумалось, что это не поздравление. И я оказался прав.

Олег вернулся в гостиную с озабоченным лицом.

— Ребята, вам придется праздновать дальше без меня.

— Что-то случилось? — тревожно спросил Куваев.

— У меня на работе все время что-то случается, — мрачно пошутил Ракитин и добавил, повернувшись к Алене: — Я позвоню тебе…

Та молча кивнула. Олег вышел в коридор. Тогда я тоже принял решение и встал.

— Поеду-ка я с ним, подстрахую, ежели что.

— А как же горячее, Димочка? — почти жалобно сказала Алена.

— Оставь нам по порции, — улыбнулся я и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

На самом деле я не знал, как поступить. По-хорошему надо было остаться, поддержать Алену, но я не мог заставить себя сидеть и наблюдать, как милуются эти «голубки» напротив меня. Мне нужно было отвлечься, развеяться. Поэтому я догнал Ракитина в дверях и молча вышел вместе с ним из квартиры.

Так же молча мы спустились вниз и потопали к стоянке.

* * *

Поездка по ночному городу сама по себе интересна. Ты как бы оказываешься вне времени и пространства — сторонний наблюдатель. Вся жизнь продолжается внутри зданий, а улицы становятся пустыми, не принадлежащими домам. Мне всегда представлялось, будто я некий пришелец, пытающийся изучать чужую жизнь сквозь невидимую, но реальную мембрану, отделяющую живой мир от неживого. Или еще: люди ушли, а мир остался.

Но праздничный ночной город — совсем другое дело. Особенно в Новый год. Тут, наверное, все наоборот. Вся жизнь перемещается на улицы, невзирая на холод, темноту и сугробы. Улицы расцветают тысячами фейерверочных букетов, толпы радостно-счастливых горожан, все становятся братьями и сестрами, закадычными друзьями. Смех, шутки, выстрелы шампанского, петарды, серпантин, улыбки, сияющие глаза. Но только одну ночь…

Ракитин вел машину в своем привычном стиле: не замечая перекрестков и светофоров, большинство которых, к счастью, переключили на мигающий желтый. Поэтому до управления криминальной милиции мы добрались буквально за пять минут.

Коридоры этого старинного здания были пусты и неприветливы, потолочные плафоны горели через один, шаги эхом раскатывались под потолком. Но в дежурной части оказалось довольно оживленно.

В просторной, залитой светом комнате, уставленной по периметру конторскими столами, было шумно и накурено. Я терпеть не могу прокуренных помещений, поэтому сразу полез за сигаретами. Лучше уж присоединиться к сей вредной привычке, чем нюхать табачный перегар.

Прямо напротив двери у стола дежурного опера сидели двое — пожилой мужчина и мальчик, оба одетые в какие-то обноски явно с чужого плеча. Но лишь подойдя ближе, я понял, что сигаретный дым может работать и как отдушка. От обоих задержанных несло таким амбре, что даже меня, небрезгливого по натуре, невольно передернуло. А Ракитин так и вовсе отшатнулся и тоже поспешно вытащил пачку «Кэмел».

— Ну, что тут у вас? — хмуро спросил он, закуривая.

— Да вот, товарищ капитан, делали плановую зачистку и нарвались сразу на пятерых жмуриков, — устало доложил дежурный лейтенант Руденко, здоровенный, слегка неуклюжий парень.

— Кто такие?

— Бомжи…

— Поножовщина?

— Нет. Потрава.

Ракитин удивленно посмотрел на лейтенанта.

— Кто же их? Эти?.. — он кивнул на осторожно озирающихся задержанных.

— Нет. Вроде бы… — Руденко в замешательстве потер колючий подбородок. — Они сами к нам подошли, пока мы с трупами возились…

Олег повернулся к мужчине, глубоко затянулся и спросил на выдохе:

— Фамилия, имя, отчество, прежний род занятий?

— Тудыхыч я, — неожиданно четким, хорошо поставленным голосом ответил бомж. — В прежней жизни — Иван Савельевич Тудыхин, старший преподаватель педагогического университета, кафедра русского языка и литературы.

— Ух ты! — раздался чей-то возглас у меня за спиной.

Я тоже не удержался и хмыкнул. Надо же! Куда только не заносит людей судьба? А ведь этот Тудыхыч совсем не похож на опустившегося пьянчужку! Взгляд ясный, твердый, даже сидит с достоинством…

— Так что же приключилось, Иван Савельевич, с вашими… сожителями? — спросил Ракитин, усаживаясь за стол дежурного.

Руденко в это время обошел стол и потянулся мимо мальчика за какими-то бумагами. Неожиданно мальчишка, скуластый и черноглазый, как татарчонок, весь сжался на стуле, явно пытаясь отодвинуться от лейтенанта. Выглядело это странно, потому что добряк Руденко не способен был и кошку обидеть. Обдумать сие наблюдение я не успел, поскольку мое внимание привлек рассказ бомжа.