– Откуда это тенденциозное «нечего терять»? – возмутился Андропов. – Что за вольница? Я еще понимаю, когда имеет место быть самодеятельность цэрэушников – эти могут затеять акцию или целую операцию, полагаясь на сохранение инкогнито. Но чтобы командующий целым региональным флотом, четырехзвездный адмирал… Да разве такое допустимо в вооруженных силах цивилизованной страны?
– Вот именно. Версия строится на основе данных, полученных от внешней разведки. В Пентагоне по делу бойни близ Новой Гвинеи назначена специальная комиссия, нынешнему начальнику штаба морских операций на Тихом океане грозит увольнение без права… суд и прочие неприятности.
– Минуточку. Из каких источников поступила информация? – вмешался министр обороны.
– В том числе из Вашингтона через наше посольство, – не стал акцентироваться на секретных источниках генерал.
– А это не намеренная дезинформация Белого дома, с целью прикрыть нынешние агрессивные действия своей военщины, навязав нам свою игру?
– Нами был сделан такой же вывод.
– Что предпринимается?
– Ничего. Точнее, все, что нужно. Мы приняли правила игры.
– Что значит приняли? – Устинов неподдельно удивился.
Крючков почему-то сам не захотел объяснять, а взглядом приказал это сделать своему помощнику в чине майора, что досель сидел, словно прилежный школьник, положив руки на стол, прикрывая папку.
Все высокопоставленные товарищи говорили, не вставая с места, но майор поднялся, представился – отдел контрразведки. Папка его была отмечена тиснением «совершенно секретно». Но он в нее даже не заглядывал:
– Благодаря информации, полученной из будущего, у нас наличествует целый список известных на тот момент предателей и разоблаченных шпионов.
– Что-то я не слышал о громких разоблачениях, – заметил неугомонный Огарков.
– К аресту и вообще разработке иностранных резидентов требуется очень деликатный подход, – бросив короткий взгляд на непосредственного начальника, майор получил разрешающий кивок. – Если устраивать повальные задержания, это наверняка вызовет подозрение за океаном! Противник может догадаться, что какие-то данные попали к нам из будущего. Поэтому арестованы и устранены лишь немногие. Часть шпионов-предателей ограничены в доступе к информации. Кого-то перевели на другие места службы и работы… в отделе службы они числятся «законсервированными». Некоторых дополнительно проверяем. Но главное в работе подобного рода это перевербовка. Но и здесь далеко не все так просто и гладко. Так, например… я не буду называть фамилий и агентурных имен (снова благосклонный кивок начальства), некий разоблаченный фигурант – иностранный резидент, давший согласие на работу, как вскоре выяснилось, не перестал вести двойную игру. Поясню. Существуют так называемые «метки», которые внедряются в текст шифровки по заранее условленному договору с принимающей стороной. Отсутствие или, наоборот, наличие таковых может дать знак хозяевам, что агент работает под принуждением.
(Контрразведчик однозначно говорил известные вещи, но «главный» за столом молчал, а потому его не перебивали.)
– К сожалению, комбинация оказалась очень хитрая, и наши специалисты только вчера установили, что этот контрагент воспользовался подобным приемом.
– И? – спросил все тот же Огарков.
– Всё продолжается, – за подчиненного ответил Крючков, не удержав торжествующей улыбки, – но
День оборвался, когда до базы было еще километров двести.
Курсовой угол выдерживали на западный азимут, как бы правым крылом догоняя закат, но садиться по свету и не надеялись.
Солнце накоротке залило горизонт багрянцем и ушло за черту.
Контрастной и резкой отчетливостью наступила тропическая ночь.
Луны нет, высыпало звездами, взгляд вправо-влево – все те же звезды… и вниз – там тоже звездится, отражаясь от морской поверхности. Классический «звездный мешок» – где верх, где низ? Ощущеньице то еще!
Только и осталось, что смотреть на авиагоризонт.
Капитан Беленин уместился в кресле пониже, чтобы вообще не видеть по сторонам – идем по приборам.
А из приборов сейчас самый главный «злодей» – «остаток топлива».
Ветры тут в период с марта – апреля и вплоть до сентября дуют с юго-запада, со стороны Индийского океана… то бишь прямиком в лоб.
На приборной доске уже высветилось табло, как красный транспарант – «остаток 600»… керосин, несмотря на экономичный режим полета, уходил до неприятного быстро.
Что характерно, «ведомый» на запросы «как у него?» отгавкивался «всё в порядке».
У него, видимо, таких ярко-выраженных проблем с горючкой не было… как и с пространственными фобиями:
– «Фланкер», Паша… по-моему, вижу береговые огни.
– А у меня «а-эр-ка»[271] чего-то молчит.
– Бывает, – донеслось флегматичное, – рано еще. Как у тебя с горючкой?
– Хреново, – хотел сказануть где-то услышанное дурацкое «от слова совсем», но промолчал – не фиг трепать лишнего.
– Сосредоточься на пилотировании. Я поведу.
– Принято, – Беленин поерзал, занимая более высокое положение в кресле, вглядываясь вперед: