Проект особого значения

Гена плыл сквозь изумрудную толщу, едва шевеля ластами. Все глубже по наклонной, словно катился с горки на животе. «Народу» вокруг хватало. Большие, размером с овчарку, контрастно раскрашенные рыбы, синие с лимонными «губами» и такими же плавниками, плыли рядом, кося в сторону человека круглыми глазами, выворачивая их то влево, то вправо. Чип, пристроенный на виске, услужливо подсказал название: желтоусая галимеда. Вдруг они метнулись в сторону, скрылись в качавшихся ветвях-щупальцах кораллоподобного куста. То ли вид ихтиандра Петрова им прискучил, то ли испугала стайка мелких змеек, красными молниями метнувшихся наперерез. Иногда особо любопытная мелочь, какая-нибудь черная лигея, или попугаисто-пестрая навсифоя касалась плавником или носом, пытаясь понять, кого это принесло в их околоток, что за рыба такая, бледная, с розовыми кустиками жабр. Тогда Петров отмахивался ладонью, как от надоедливой мухи, не имея возможности отпугнуть общепринятым: «Брысь!», – брыськал мысленно.

Он забрался далеко от поплавка. Но это нестрашно. Стоит только подумать о возвращении, чип, связанный с его мозгом в единую нейросеть, позволит взять верное направление. Но Гена, еще не надумал поворачивать ласты к дому, скольжение в воде захватило его: безмолвие, яркие, как елочные игрушки обитатели – прав был Сашка, когда буквально пинком вышвырнул его в отпуск. Океан Дионы гасил недовольство, суету, сожаления.

– Вот и прекрасно, что рейс прямо сегодня, – Иловайченко все решил за него, – и домой тебе незачем. Что тебе собирать? На крейсере получишь и одежду, и все, что надо. Так что давай, бронируй место. А то следующий на Диону лишь через две недели.

И он, ведомый другом, взял билет на пассажирский крейсер «Гагарин», стартующий с орбитального космопричала в тот же день. Сашка проводил его до купчинского телепорта и не уехал, пока дверь телепортационной кабины не закрылась за Геной. Кто его знает, может и плюнул вслед, как обещал: доброй дороги, мол. На борту крейсера был выбор: бодрствовать неделю, наслаждаясь прелестями космического перелета, или спать в анабиозном коконе. Петров выбрал сон. Не встречаться с другими пассажирами, не разговаривать, а главное – не пережевывать раз за разом последний этап проекта, не искать ошибки, не отращивать, как бороду, чувство неудовлетворенности. Вот и вышло, что только вчера они с Сашкой шли по Невскому, обходя митингующую толпу, а сегодня он, Геныч, ихтиандром ввинчивается в водную плоть Дионы, одной из свеженьких планет ближнего космоса.

Космос делился на ближний и дальний не по расстоянию: милям, парсекам или световым годам. Экзопланеты разбросаны по разным звездным системам. В ближний космос входили уже освоенные, подтянутые, порой и за уши, к годному для человечества уровню. В дальнем оставались все остальные. Еще был фронтир – планеты в стадии освоения: изменения атмосферы, климата, уничтожения любых потенциально опасных для человека факторов. И их, как говорит Иловайченко, многоуважаемая Заслонка была здесь очень при делах: снабжала рейнджеров фронтира оборудованием. «Все, что мы создаем, – надежно. Мы трудимся на благо человека», – гласил кодекс корпорации, и сомневаться в этом не приходилось: каждые четыре-пять лет Альянс Большой Земли получал новенькую, с пылу с жару планету ближнего космоса. Подготовленную для сельхозколонизации, добычи ископаемых, завода-автомата или курорта. Да и к тому, что рейнджер и колонист – одни из самых распространенных профессий, Заслонка тоже приложила свою высоконаучную лапу. Если бы не программа генной модификации, та самая вакцина молодости, которую нынче стало модно отрицать, как, скажите на милость, земной Альянс потянул бы освоение десятков планет одновременно? Откуда взялся бы человеческий ресурс, если на Земле жило лишь восемнадцать миллиардов человек. В смысле, на момент внедрения программы. А теперь с современными семьями-кланами, чего удивительного?!