– Ну как сказать. Действительно, дело в том, что в моей жизни всегда была та, которой я отдавал гораздо больше, чем семье.
Вера чуть поджала губы, скулы угрожающе заострились. Несколько тягостных мгновений Котомкин смаковал повисшее напряжение, но затем все-таки сознался.
– Речь про науку, конечно, – не без удовольствия Котомкин отметил, как девушка расслабилась. – Бесконечные командировки, проектная деятельность, современные разработки. Я всего себя посвятил прекрасной, как мне тогда казалось, идее – обставить «ЗАСЛОН-10». Ну и она устала – жена то есть. Просто устала, и все.
– И в итоге что?
– Что?
– Обставил?
– Да, обставил. Мои проектные решения оказывались эргономичнее, эффективнее, изобретательнее. В свое время из-за этого даже шумиха поднялась. В новостях писали.
– Слушай, а ведь припоминаю что-то такое! Невероятно.
– Правда, разница составляла процентные доли. И такой результат требовал максимальной отдачи. В конце концов, я просто сгорел. В итоге ситуацию с монополией Заслона переломить не вышло. Даже напротив. Для других мой пример стал нарицательным.
Вера странно посмотрела на Котомкина, а затем вдруг спросила:
– Слушай, а что за «ПБ № 11»?
«Как странно».
– Откуда ты это услышала?
– Я? Да так, где-то, уже не помню, – смешалась Вера.
– Молодые инженеры думают, что это такая шутка. Мол, когда все десять протоколов Заслона оказываются бесполезны, в силу вступает «ПБ № 11». Только это не «Протокол Безопасности-11», а «Полная Безнадега-11».
«Вот только это вовсе не шутка».
– И что эта полная безнадега значит?
С шипящим звуком отошла заслонка люка, и в «камеру» протиснулось несколько плотных фигур.
– Вам уже лучше? Тогда пройдемте, – выплюнул ведущий эскорта так, словно произносил оскорбления.
Котомкин молча встал промеж двух охранников. Те уперлись в него плечами и настороженно следили за каждым движением. Интересно, как они думают, куда бы он мог отсюда сбежать?
– Отвечая на второй твой вопрос: «Чтобы вернуть старый должок». Поэтому и полетела, – сказала Вера неуверенным тоном.
Котомкин хотел обернуться, но один из конвоиров легонько ткнул его в спину, и помещение для задержанных осталось позади.
«Какой еще должок? Нелепица».
Конвой двигался по оживленным магистральным галереям станции. Зрелище вызвало немалый интерес у публики. Котомкин слышал удивленные перешептывания, видел осуждающие взгляды и торжествующие улыбки. Да, к инженерам станции «Эгида» особой любви не питали. Или дело в просочившихся слухах? Мол, инженер попытался поднять мятеж, за что и был оперативно задержан. Бывший зам бы не удивился, окажись он самым ненавидимым человеком на станции.
В конце концов, Котомкин оказался перед личным кабинетом Федора Васильевича Борисова, администратора станции «Эгида». Каждый раз он стучался в эти двери с внутренним содроганием. Почему-то теперь страха не было вовсе. Со спокойным сердцем Сергей Котомкин шагнул внутрь.
Из просторных панорамных окон открывался отличный вид на приближающийся Юпитер – будущую миссию, в которой Котомкин, видимо, уже не примет участия.
Помимо самого администратора, в комнате находились Графф, Поминайкин (который при виде Котомкина принялся неистово ерзать на стуле) и еще несколько инженеров «Эгиды».
Борисов расслабленно сидел в огромном кресле. Вежливым тоном он начал:
– Ну что же вы стоите, Сергей Палыч. Проходите, располагайтесь, садитесь.
Свободных стульев в комнате не было.
– Спасибо, я постою, – спокойно ответил Котомкин.
Губы администратора расползлись в широкой улыбке. Впрочем, больше походило на звериный оскал. В торжественной и высокопарной манере он повел свою речь:
– Итак, я собрал в этой комнате всех противников моего плана. Противников прогресса, которые держатся за отмирающие традиции и не желают признавать подавляющее превосходство Заслона…
«Кому-кому, а мне все прекрасно известно о превосходстве Заслона», – подумал Котомкин. Администратор продолжал:
– Первый – молодой дурак, который никак не может определиться, на чьей ему быть стороне…
– Я бы попросил, ничью сторону я не выбирал, просто ваш план опасен, и я…
– Молчать! – взорвался администратор, его лицо мгновенно приобрело багровый оттенок, но затем он опять вернулся к спокойной манере: – Второй – старый дурак со взглядами прямиком из прошлого столетия…
Котомкин в жизни не слышал, чтобы кто-то так дерзко оскорблял Граффа. Многоуважаемый профессор пользовался огромным уважением и имел очень могущественных друзей наверху. Но, видимо, вдали от кабинетных генералов администратор мог в полной мере пользоваться положением главной задницы на «Эгиде». Правда, больше всего Котомкина удивила реакция самого Граффа. Точнее, ее полное отсутствие.
– И, наконец, главный дурак, который в погоне за дешевой славой решил устроить на станции переворот…
«Главный дурак. Сколько мне чести».
– Эти господа считают применение десятого протокола нерелевантным, опасным. Господин Графф даже настоял на ведении протокола, и я великодушно решил выполнить эту просьбу.
«Читай: „Задокументировать его позор“».
– Сторона противников, выскажитесь.