В тусклом свете освещавшей камеру лампочки, Наташа увидела несколько кроватей, с которых на нее с сонным любопытством смотрели молодые женщины. Не успела Наташа заговорить с ними, как дверь распахнулась, и в комнату вошли два обезьяноподобных существа, волочащих под руки азиатку. Словно куль с мешком они взвалили ее на оставшуюся свободной кроват. Один из зверолюдов поднял ее веко, второй рывком раздвинул ноги, по-хозяйски запустив туда лапу и что-то внимательно рассматривая. В этих движениях не было ни похоти, ни садистского удовлетворения — уродливые твари просто проверяли состояние подопытного экземпляра. И вот от этого нечеловеческого безразличия, от осознания неправильности, уродливости ситуации, когда подопытное животное меняется с человеком местами, наконец, от недавно пережитого и все еще не оставившего ее страха и унижения в голове у Наташи лопнул какой-то предохранитель. Девушка сама не поняла, когда она, выкрикивая что-то нечленораздельное, повисла на спине уродливой твари, царапаясь и норовя вцепиться ногтями в глаза. В этот момент она сама напоминала дикое зверье из джунглей. Отпрянувшие по углам девушки наблюдали за ней со смешанным чувством страха и любопытства. Откуда-то снизу раздался оглушительный вой и хохот, тут же подхваченный полдюжиной голосов.
Бунт оказался недолгим — что-то острое вонзилось в бедро девушки, перед глазами у нее потемнело и Наташа безвольной грудой упала на пол.
Первое, что она увидела, очнувшись, была безобразная волосатая рожа, с которой заботливым, проникновенным взглядом на нее смотрели глаза Ильи Иванова. За его спиной маячили старые знакомцы — Спартак и Савмак.
— Ай-яй-яй, — укоризненно покачал головой профессор, и Наташа заскрежетала зубами, — как не стыдно, Наташа? Советская девушка, ведет себя как деклассированный элемент из Харбинских трущоб. А еще комсомолка!
— Да пошел ты! — девушка дернулась и с досадой обнаружила, что в очередной раз прикована к кровати. Профессор словно и не заметив ее рывка, продолжал разглагольствовать.
— Вы должны своим примером показывать товарищам настоящую большевистскую выдержку, быть образцом поведения для «хомо новуса», — он благосклонно посмотрел на Спартака и тот в ответ издал некий довольный звук — не то рык, не то хрюканье.
— У них и так перед глазами вечно дурной пример, — продолжал доктор, — вон полюбуйтесь на их собратьев, — он кивнул куда-то вбок и Наташа невольно проследила за ним взглядом.
Ее кровать стояла чуть ли не вплотную у стены, в которой, примерно на уровне ее головы, располагалось окошко, закрытое решеткой. За ней виднелся очередной темный провал, слабо освещавшийся от лампочки в палате. Вдали, средь мрака мерцали иные прямоугольные окошки, за которыми пару раз мелькнули чьи-то испуганные лица. Наташа сообразила, что это комнаты других пленниц. Всю скальную толщу усеивали пещеры, располагавшимися ярусами друг над другом, словно огромные соты. Где-то эти пещеры расширили, где-то заложили камнями, в верхних ярусах обустроили палаты с пленницами, служебные помещения, лаборатории. А вот внизу…
Что-то шевельнулось во мраке, блеснули красные глаза и послышалось злобное урчание. Наташа вскрикнула, увидев как в падающий на землю прямоугольник света, шагает очередное чудовище. Очередной представитель обезьянолюдей был на удивление малошерстным — только редкие пучки волос покрывали черную кожу, да с головы свисали грязные пакли. Широкая грудная клетка, мощные мускулы, сильные ноги — существо это выглядело вполне как человек, только что очень физически развитый… Наташа неожиданно поймала себя на мысли, что если бы не клочки шерсти, этот мускулистый торс вполне мог бы привлечь ее интерес. Затем на перевела взгляд выше — и все подобные мысли разом сгинули, уступив место страху и омерзению.
Даже обезьяны, насиловавшие ее внизу, не выглядели столь безобразными. Толстые губы, две дыры вместо носа, мясистые бугры на лице. Выпученные темные глаза немигающе уставились на Наташу, губы раздвинулись, обнажая крепкие острые зубы, и тварь оглушительно взревела. Этот рев подхватили сразу несколько голосов из тьмы, в которой заметались неясные тени.
— Что, хороши красавцы? — усмехнулся доктор, привычным движением разводя ноги девушки, чтобы вставить очередную стеклянную трубку. Та дернулась от болезненного проникновения, но больше не сопротивлялась: во-первых, бесполезно, а во-вторых — она еще не отошла от увиденого.