Проект «Повелитель»

Подняв людей, рассказав им свои видения, срочно ищем план действий. Хаймович просто кладезь знаний! Ночь на дворе. Хоть глаз выколи. Стреляй, хоть застреляйся. Если они факелы потушат, то совершенно бесполезно и бессмысленно. И Хаймович предлагает единственно верное решение. Самим развести костры, чуть поодаль от дома, чтобы увидеть подходящих гостей. Так мы и сделали. Один костер запылал чуть вдалеке от гостевого окна, чтоб и дым в дом не валил, и видать было. А другой костер запалили, с обратной стороны дома, у входа. Подходы решили прикрывать сверху, с третьего этажа. Косой с Ангелом следили за входом, а я с Шустрым за гостевым окном. Женщин Хаймович увел в подвал и пристроил в кузне. Мы и деда хотели закрыть в подвале от греха подальше.

Но он заявил, что как Кутузов сам должен присутствовать при Бородине. Накидав поболе в костры, притаились и ждём. Косой озирается и нервничает. Костры вот-вот прогорят, а гостей нет и тогда вся затея насмарку. Стрелять он толком не может. Ствол упер в подоконник. Левая рука в дощечках и на перевязке, которую дед снимать запретил. Надежда только на Мишку и деда. Тут я с Сережкой. Надежда только на меня, Сережка заряжать бы успевал. Но они пришли. Подошли в недоумении к кострам, вглядываясь в темноту. Тут мы им и дали! Как мне показалось, я с первой очереди пятерых свалил. А может, они со страха попадали? За моей спиной ребята тоже дали жару. Патронов у нас не меряно. Если б каждый в цель попадал, банду Джокера, раз пять уделать могли. Противник попрятался беспорядочно отстреливаясь. Костры затухли. Они рванули в надежде, что невидимы. Но в серой мгле рассвета темные силуэты всё же просматривались, и атака захлебнулась.

Прошёл день. Бесконечно тягостный и долгий. Заунывно жужжали мухи. Их битком набилось в дом. Они, так же как и мы, тянулись к теплу. Костры разжечь нам не дали. Сережка несколько раз пытался проползти и протащить дровишек и каждый раз фонтанчик пуль прижимал его к земле. Сердце билось в тревоге, и приходили мысли, что это последний день. И оттого казалось обидно, что он такой же как все предыдущие, мутный, сырой и холодный, и обидно его было проводить не за сковородкой с мясом, не у теплой печки, не в постели с Розой. А сидя у окна подпирая стену и до боли, в глазах всматриваясь в противоположенный дом и деревья, за которыми притаились твои враги. И опостылел тебе уже этот дом, и эти деревья с корявыми обожженными ветками. И эти люди, залегшие за стволами деревьев и точно так же проклинающие тебя. Они не давали жизни мне, а я им. Мы лениво перестреливались. Патронов оказалось не так уж и много, как я думал ночью. Однако, я не давал подползти им, они не давали уснуть мне. Я с тревогой думал о наступающей ночи. Темнота скроит их. О том чтобы развести костры, не могло быть и речи. А поддерживать их всю ночь мы вообще не сможем. Думали о том, чтобы прорваться с боем. Но это отпадало. У Мишки — нога, у Федора — рука и жена с ребенком. Нам не уйти. От сознания этого становилось мерзко и пакостно на душе, и хотелось завыть поднимая глаза к небу как та бездомная собака, жалуясь на свою судьбу. А ещё мне хотелось спрыгнуть с окна, и пройтись на врага, поливая с автомата от пуза. И хрен с ним, что мне пристрелят, главное я прихвачу с собой если повезёт ещё дюжину врагов.

И настала ночь и они поперли. И началась беспорядочная перестрелка. Мы спустились к дедовским дверям и прикрывали уже только их. В гостевое окно влетел факел, и в доме заполыхало. Это было не важно. Женщины были далеко в подвале и пожар в хате их не коснется. Главное было не пустить врагов в дом, чтобы в углу у печки под ковриком они не нашли вход в подвал…

Мы стреляли и довольно удачно отстреливались, как я вдруг неожиданно получил пулю. Я упал и на какое-то время отключился. Пришел в себя от боли. Смоляная капля обожгла моё лицо. Было тихо. Пронзительно тихо. Никто не стрелял. Трещал факел, и незнакомое лицо с надменным и брезгливым выражением склонилось надо мной.

— Это и есть Толстый? — спросило оно у кого-то.

— Да Джокер, это он.

Лицо потеряло ко мне интерес и пропало размытым пятном. Что-то со зрением, подумал я. Да и ноги почему-то не шевелились. Тут кто-то заботливый ткнул в меня ножом, и я умер.

Темнота. Ну, вот опять? Подумал я с тоской. Надоело мне умирать, однако.

Я проснулся, тиская под головой дедовский бушлат. Волосы на голове слиплись от пота.

В голове лихорадочно забилась мысль: Что делать? Будить всех, жечь костры? Вторую ночь мы всё равно не переживем, это уже проверено. Кем проверено и как? Да мной проверено! Я только что во сне эти варианты прокрутил. Хана по любому выходит.

Поднялся до бака с водой, и зачерпнув ковшиком, стал глотать холодную и безвкусную дождевую воду. Закряхтел Хаймович:

— Ты чего Максим?

— Поговорить надо Хаймович и срочно.

— Чего случилось?