Проект «Сколково. Хронотуризм». Книга 2

Вскоре показались первые лабазы и пакгаузы. А за ними шпиль на здании вокзала, освещенный редким фонарем. Штабс-капитан повел колонну прямо на свет. Таиться смысла не было, перестрелку у ресторана все равно слышал весь город. Даже по характерным звукам выстрелов можно было догадаться, какие из групп решили утвердить свои права.

Здание вокзала было мертвым и безжизненным. Двери закрыты наглухо, лишенные стекол окна забиты досками. Сквозь щели иногда мигал неверный свет, просвечивающий с той стороны, где на путях шла непонятная работа. Такие же отблески были заметны и на куполе, под шпилем.

Андрей вздохнул. Поежился. Горячка недавнего боя стала отходить, и опять он начал мерзнуть. «А может, потихоньку назад да все-таки в гостиницу? Ведь он в колонне последний. Даже не заметит никто». — Так думал он, выдыхая облачка морозного пара. Но нет. Сколько раз в жизни он вел себя как последний трус и сволочь, по их меркам, конечно, так хоть теперь…

Они дошли почти до середины площади, когда на боковых торцах здания зажглись огромные морские прожекторы. Размазывая световые пятна по стенам безжизненных домов на той стороне площади, сошлись прицелом на группе офицеров. Поверх голов хлестнула пулеметная очередь. Уши заложило от грохота.

Офицеры замерли. Деваться на открытой площади было решительно некуда, задумай чехи их перестрелять, живым не ушел бы никто. Вторая очередь выбила фонтаны снега и мерзлой земли между ними и зданием вокзала. Третья легла чуть ближе к ногам. Бывшие союзники ясно давали понять, чего они хотят. И этих можно записывать в раздел «союзнички».

— Отходим! Не стрелять! — крикнул штабс-капитан, схватил Андрея за рукав и потянул назад. — Корнет, спрячьте револьвер! — командовал он. — Не стрелять, я сказал!

Они убрались с площади, сбились в кучу за углом большого приземистого дома. Зачиркали спички, разгорелись в ночи красные огоньки папирос.

— Вот так вот, на своей земле и как собак, — сплюнул кто-то сквозь зубы.

— Могло быть и хуже, — отозвался кто-то другой, невидимый в темноте.

— Да куда уж хуже? Пережить такое издевательство! Лучше уж самому пустить себе пулю в лоб.

— Отставить меланхолию, господа, — прервал их штабс-капитан. — Еще не все потеряно.

Длинный гудок пробующего мощь котла паровоза, донесшийся от вокзала, прервал его.

— А вот теперь уже все? — спросил Василия Александровича сварливый голос из темноты. — Если поезд тронется, нам его не остановить.

— Мы можем не дать ему уехать, — словно осенило штабс-капитана. — За мной!

* * *

Сапоги стучали по промерзшей земле. Винтовка била по спине. Пот стекал за шиворот. Пар валил от разгоряченных тел. Холодный воздух, не успевая согреваться в носоглотке, резал легкие. Печень кололо от избытка прогоняемой через нее крови, сердце рвалось на волю через горло.

Последний раз Андрей так бегал на физкультуре в одиннадцатом классе, когда садист-учитель заставил сдавать нормативы, без которых не хватало общего балла по ЕГЭ. Уж тогда-то он оторвался на них за все годы освобождений, прогулов и «забывания» формы.

За последними жилыми домами забрали чуть правее, и вскоре вся колонна втянулась в лабиринт улочек и проходов между глухими складскими стенами.

Отряд неожиданно остановился. Вымотанный бегом, Андрей чуть не уткнулся в спины шедших впереди. Выронил винтовку. Она чиркнула примкнутым штыком о стену лабаза. Андрей подсознательно напрягся, ожидая самопроизвольного выстрела, но его, по счастью, не случилось. Замерший впереди него офицер обернулся. Покачал головой укоризненно, приложил палец к губам. Андрей развел руками и ткнул пальцем в нашивку офицера генерального штаба. Тот только вздохнул — мол, тыловые вояки.

Быстро посовещавшись со штабс-капитаном, двое — один невысокий, медведеподобный, другой высокий и гибкий, в черкеске под шинелью и белой папахе, — исчезли в боковом проходе. Минуты через две донеслись приглушенные вскрики и чуть слышный шум падающих тел. Неизвестный Андрею чешский дозор перестал существовать.

Диверсанты вернулись. Стараясь не шуметь, офицеры двинулись дальше. Остановились у очередного поворота. Черкес скользнул за угол. Его не было мучительно долго, наконец он появился, придерживая болтающуюся левую руку. Весь обшлаг его шинели был черен от крови, непонятно, своей или чужой.

«Удивительно, — думал Андрей, переводя дыхание и вертя головой во все стороны. — Тележный сарай, склады, мастерские. Все пусто. Ни сторожей, ни собак. Даже следов на утоптанном снегу нет».

Видимо, чехи повыгоняли всех, чтоб никто не увидел? А что, собственно? Убудет от закрытого и опломбированного вагона, если кто-то на него посмотрит? Или прикрывают какие-то свои темные делишки? Выносят ночами ящики с золотом, грузя вместо них кирпичи? Андрей содрогнулся, вспомнив ледяную пучину Байкала, в которую ему совсем недавно пришлось… э… совсем скоро придется окунуться. Вернее, даже не ему, а двойнику, который сейчас лезет в бурятскую юрту, должно быть, а может, уже и мчится по продуваемому ветрами плато навстречу партизанам.